Это больше не было похоже на поездку на автобусе. Сто тонн стали и алюминия летели в сторону гигантской сияющей розетки в небе со скоростью, равной половине скорости звука.

— Новый курс уведет нас на десять градусов в сторону от основного маршрута, и нам придется возвращаться назад. Могут возникнуть проблемы с топливом, — проскрипел Бауман из штурманского отсека в носу самолета.

— К черту топливо. Вводи курс.

— Слушаюсь, сэр.

Неожиданно они оказались на внешней границе грозового фронта, и потоки дождя с такой яростью набросились на «Матушку Гусыню», что видимость стала нулевой. Автопилот взял новый курс, и под тяжелыми ботинками Тайнана зашевелились огромные педали. Прямо перед ними небо озарила вспышка молнии, и Тайнан почувствовал, как его лоб пронзила резкая боль, когда на них налетела звуковая волна. Самолет трясло так, будто он превратился в сорванный с дерева листок.

Именно в этот момент игольчатый клапан внешнего правого сопла треснул и развалился на части. Результат последовал мгновенно: сопло взорвалось, оторвалось от своей усиленной опоры и выпустило ослепительное облако высокооктанового топлива, которое спалило двадцать футов левого крыла «Гусыни».

Потеря мощности, обычно во время старта, являлась одной из нерешенных проблем «Б-47», во всем остальном демонстрировавшего великолепные показатели стабильности. В соответствии с инструкциями по управлению бомбардировщиком при резкой потере мощности, особенно в ситуации, в какой сейчас оказалась «Матушка Гусыня», пилоту предписывалось в течение 1,7 секунды полностью повернуть штурвал в противоположную сторону, чтобы самолет не перевернулся через крыло в результате неравномерной работы двигателей на поврежденном крыле. Однако 1,7 секунды в критической ситуации были недостижимы для пропитанного алкоголем мозга майора Бака Тайнана. К тому времени, когда он вдавил правую ногу в педаль руля направления, прошло целых три секунды.

Он попытался справиться с управлением, но без особого успеха; на «Матушку Гусыню» набросились гравитация и физика. Предсказать конечный результат не составляло труда, и все на борту бомбардировщика знали, что их ждет. Три члена экипажа отреагировали мгновенно и инстинктивно.

Бауман в носовом отсеке ухватился за велосипедные тормозные ручки, находившиеся справа от его сиденья, и сжал их. Боевые заряды под сиденьем выбили люк под поворотным механизмом кресла, и штурмана засосала черная ночь.

К несчастью, механизм подвесной системы парашюта на катапультируемом кресле оторвался, и оно понеслось вниз. Бауман, непрерывно крича, полетел с высоты тридцати семи тысяч футов в темные береговые воды в миле от полуострова Юкатан, и ничто на свете уже не могло замедлить его падения. Вскоре кресло и надежно пристегнутый к нему Бауман достигли максимальной скорости. Поверхность воды была жесткой, как гранит, и Бауман, ударившись о нее, разбился вдребезги.

Уолли Менгу повезло не больше, чем штурману, хотя он до последней запятой выполнил инструкцию по катапультированию в чрезвычайной ситуации. Он убедился, что ремень безопасности плотно затянут, проверил соединительный замок плечевых ремней, затем правой рукой быстро нажал на кнопку отсоединения воздушного и коммуникационного кабелей.

Наконец он ухватился за рычаг включения двигателя катапульты и сжал его. Три боевых заряда взорвались поочередно, и кресло вылетело наверх с ускорением 18g. Но Менг совершил одну-единственную ошибку — среагировал слишком быстро. Невезучий второй пилот подумал, что Тайнан уже катапультировался, а это было не так.

Крыша над головой Менга — изогнутая пластина из противоударного пластика — все еще оставалась закрытой. Он врезался в нее шлемом, в результате чего сама крыша и шлем раскололись, а сила удара размозжила череп Менга, точно яйцо о край чугунной сковороды. Голова вместе с пробитым шлемом выскочила вверх сквозь крышу и составила компанию воющему ветру, который на скорости четыреста миль в час метался над бомбардировщиком.

Шея Менга, оставшаяся без защиты, дернулась назад под напором ветра, и ее перерезали острые края расколотого пластика. Освободившаяся голова вылетела в ночной мрак, вращаясь, точно блестящий мяч для боулинга, и вскоре исчезла в потоках беснующегося дождя.

Тайнан наконец пришел в себя и попытался хотя бы как-то справиться с самолетом. Он сражался с педалями, уставившись на приборы на панели управления, которые либо мигали красным, либо гасли прямо у него на глазах, когда потоки дождя проникали сквозь разбитую крышу и возникало короткое замыкание.

К тому же ситуацию не улучшали густой дым от зарядов из-под катапульт и кровь, хлещущая из тела Уолли Менга, по-прежнему пристегнутого к тлеющему креслу. Бросив последний взгляд на альтиметр, Тайнан увидел, что «Гусыня» снизилась меньше чем до двух тысяч футов, а искусственный горизонт стал казаться на удивление пологим.

Пожар в двигателе прекратился, но надежды выжить у бомбардировщика не было. «Матушку Гусыню» в любом случае ждал конец. Несмотря на две тысячи футов и пологий горизонт, она должна была через несколько секунд рухнуть на землю. Тайнан проверил ремни, сдвинул крышу, закрыл глаза и произнес одно-единственное грязное ругательство, которое шокировало бы его жену, если бы он был женат. Затем он нажал на рычаг и вылетел вверх, в темное, пропитанное дождем небо над джунглями Юкатана.

НАСТОЯЩЕЕ

3

Финн Райан сидела на жесткой скамье в одном из огромных читальных залов Архива Индий[6] в испанском городе Севилья, а ее деловой партнер и друг, лорд Билли Пилгрим, изучал очередной пожелтевший пергамент, разглядывая его через лупу, совсем как Шерлок Холмс. Перед Финн стоял ноутбук — две разные технологии рядом и одновременно разделенные промежутком времени в пятьсот лет.

— Я думал, что у монахов, которые переписывали документы, почерк лучше, — проворчал Билли, низко склонившийся над манускриптом.

— Ты ведь специализировался в Оксфорде на испанской литературе, — с улыбкой сказала Финн.

— Я специализировался на литературе, а не на перечне белья, отданного в стирку, чем и являются эти каракули, как будто нацарапанные куриной лапой, — сказал Билли. — Списки грузов и пассажиров, транспортные накладные, писульки одного бюрократа другому по вопросу состояния сахарной промышленности. Жуткая скукотища.

— Индиана Джонс в «Последнем крестовом походе» сказал: «Большая часть археологических изысканий проводится в библиотеке».

— Придурок твой Индиана Джонс, — ответил ее светловолосый спутник. — Что-то я не видел, чтобы он сидел и пялился на старые куски пергамента в пыльных комнатах, затерявшихся в мавзолеях вроде этого. Он бегал и щелкал кнутом, сражался с крысами и змеями и стрелял в людей. По-моему, это гораздо веселее.

— А я, не задумываясь, выберу пыльные комнаты, — возразила Финн. — Других удовольствий с меня на некоторое время хватит.

— Наверное, ты права, — не стал спорить с ней Билли.

Во время последнего приключения на них напали в лондонской подземке, яхта Билли была взорвана прямо у пристани в Амстердаме, они едва не погибли во время тайфуна в Южно-Китайском море, и их выбросило на пустынный остров неподалеку от северного побережья Борнео вместе с командой,

Вы читаете Ересь ацтеков
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату