гравюра серии. Большой бронзовый колокол при падении врезался в красные каменные плиты. От его веревки осталась лишь горстка пыли.
Какой скорбью веет от этой рухнувшей бронзы, чей звучный голос обратился в ничто на багровом мраморе пола! Даже шальной ветер, ворвись он в храм, не смог бы пробудить поверженный колокол и лишь разметал бы и унес прах веревки, так никому и не поведав об уроне, нанесенном святому месту, о напрасной, давно стихшей мольбе.
На пятой «черной» гравюре они уходят. Спускаются назад, в долину. Жгучий зной, застывшие кроны деревьев, давящая тишь. Воздух недвижен. Он густ, как мед или парное молоко, он весь напитан безмолвием. Белесоватая безгласная масса.
Пусто вокруг, ни одной живой души. Абрахам и Моум, пользуясь безлюдьем, идут не таясь, с открытыми лицами.
Весь день шагают они по пустынной, извилистой, как река, дороге, над которой дрожат зыбкие миражи.
Исчезли даже осы. Ни одного насекомого в тяжелом, навалившемся на камни зное.
Трава пожухла, высохла и колет им ноги.
Горные сумерки уже заволокли долину, хотя небо пока еще ярко синеет над хребтами. Селение, дорога, мостик, фермы и хлевы представлены на этой гравюре темными силуэтами, почти съеденными тьмою. Ибо гора отбрасывает такую мрачную тень, что она кажется не черной, а прямо-таки багровой. И лишь один отрезок дороги, взбегающей к вершине утеса напротив, вырвался из-под этой черной завесы. Розовая горная тропа.
Да, она выглядит розовой.
Абрахам и Моум заблудились.
Они плутают в глубине долины, там, где лес стал гуще и не пропускает света. Дорога исчезла. Вот уже целая вечность как она исчезла. Абрахам шел впереди. Он шагал медленно и безмолвно. Внезапно они очутились на опушке леса и заметили что-то вроде изгороди. Абрахам подошел ближе. Он остановился возле молодой монашки, загонявшей в хлев своих коз.
– Сестра моя, не могли бы вы сказать мне, где мы находимся?
– Вы заблудились?
– Да.
– Мы находимся в Испанском королевстве, – прошептала она.
– Мне стыдно.
И юная монашка прижала руки к груди. Она подняла глаза на Абрахама Ван Бергхема и улыбнулась ему.
– Я так не думаю, – ответил старик, улыбаясь в свой черед, чтобы ответить на веселый взгляд молодой женщины.
– Да услышит вас Господь! – вскричала монашка. – Будь это так, я бы несказанно обрадовалась. Все, что угодно, лишь бы не жить в этой мерзопакостной стране!
Однако лицо ее омрачилось. И она грустно вымолвила:
– Боюсь, что мы и вовсе пока еще не на земле.
В этот миг Абрахам схватил ее за руку. Юная монашка не стала отнимать руку. Она все твердила:
– На земле ли мы? Он спросил:
– Вы и впрямь сомневаетесь?
Она засмеялась. Он тотчас выпустил ее руку, и они расстались.
Пройдя шагов двадцать, Моум Гравер обернулся. Юная монашка сидела на корточках, высоко подняв колени, в непроницаемой лесной мгле, наполовину скрытая стволами деревьев, рухнувших с крутого горного склона на лесную опушку. Все это он изобразил на своей гравюре.
Глава XII
Мари Эдель шла вверх по тропе, сбегавшей к морю. Она хваталась за кусты, за обнаженные корни, за ветки дрока: взбираться по камням было нелегко. Лиф ее платья промок от пота. И рубашка под грудью – тоже. Лицо лоснилось от испарины под жгучим солнцем. Наконец Мари открыла дверь своего дома. Она уже собралась шагнуть в прохладный сумрак большой комнаты, как вдруг слабо вскрикнула: возле очага стоял незнакомый человек с обезображенным лицом. Он был ужасен на вид.
Он сказал:
– Я знаю, что уродлив.
– Нет-нет, – робко возразила Мари.
– Видите ли, снаружи слишком жарко. Я охотно выпил бы глоток вина, если вам угодно будет оказать мне гостеприимство.
– О, конечно.
– Кто это там? – визгливо крикнула сверху Эстер.
Старуха, некогда промышлявшая мародерством на разбитых кораблях, давным-давно обосновалась в здешней глуши.
– Кто вы? – повторила за нею Мари, разглядывая страшную маску из темной шагреневой кожи, на которой блестели круглые, блестящие, зоркие глаза пришлеца.
– Меня зовут Моум.
Мари ничего на это не сказала. Зайдя в соседнюю каморку, откуда пахнуло сушеными грибами, она вынесла эстамп. Протянула его гостю.
Моум прошептал:
– Наверное, вы купили его у кожевенника?
– У бродячего торговца, – сказала она.
– Ну, называйте его так, если хотите. Ибо торговец этот и был некогда кожевенником.
Моум подошел ближе. Он взял молодую женщину за руки, влажные от пота, и сказал:
– Старый Абрахам приедет сюда до конца месяца. Мы задержались, так как шли через Испанию.
Мари заметила деревянный ящик, стоявший посреди залы. Она спросила:
– Как вам удалось втащить сюда этот короб по нашей тропе?
– Я шел не по тропе, а лесом. Здесь мои медные доски и резцы. Все мое достояние. Мое жалкое сокровище.
Но Мари по-прежнему не спускала глаз с ящика. Тогда Моум подошел к нему, нагнулся, отпер замок. И она увидела медные пластинки, одни новенькие, другие – покрытые патиной. Стало быть, он гравер. Или резчик, как их тогда называли.
– Трудновато будет сыскать вам тут место для ночлега, – сказала Мари.
– Ну, конюшня-то у вас есть, – ответил Моум.
– Нету.
– А сарай?
– Тоже нету.
– Но хлев-то наверняка имеется.
– Да.
– Этого достаточно.
– А помещение для работы?
– Что ему нужно? – крикнула старуха Троньон, выглянув из-под низкой потолочной балки.
– Ничего. Ничего.
Глава XIII
Гравюра сухой иглой, изображающая Мари Эдель.
Мари сидит под деревьями на берегу пруда. Она сняла свои деревянные сабо.
Окунула в воду ноги и шевелит пальцами.
Приподняла выше колен подол платья.
Он видит отражение ее белых ляжек в стоячей воде под нею. Внезапно он видит мерцание воды, отразившееся в ее глазах. Это изображено на гравюре. Это ясно видно. Это видно необыкновенно ясно: она подняла на него глаза, и они мерцают глубоко и нежно. Его охватывает желание. Сейчас он подойдет и сядет рядом с нею.
