Селитто кивнул на Бэнкса.
— Филипп Хансен, — многозначительно произнес молодой полицейский, поднимая жиденькие брови.
Это имя было известно Райму только по газетам. Хансен, жесткий напористый бизнесмен родом из Тампы, штат Флорида, владел оптовой компанией, зарегистрированной в Армонке, штат Нью-Йорк. Дела компании шли очень успешно, и Хансен быстро сколотил себе многомиллионное состояние. Ему никогда не приходилось искать клиентов, тратиться на рекламу, испытывать проблемы со сбытом. Больше того, единственной неприятностью, с которой сталкивалась компания «Ф.Х. Дистрибьютер», заключалась в том, что федеральное правительство и администрация штата Нью-Йорк не жалели сил и средств, чтобы ее ликвидировать, а президента упрятать за решетку. Потому что торговала компания Хансена не списанными армейскими машинами, а оружием, преимущественно похищенным с военных складов или нелегально импортированным. В начале этого года двое солдат были убиты во время нападения на грузовик со стрелковым оружием, направлявшийся в Нью-Джерси. За этим преступлением стоял Хансен. И прокурор штата Нью-Йорк, и генеральный прокурор знали это, но не могли доказать.
— Мы с Перкинсом потихоньку сколачиваем против него дело, — сказал Селитто. — Работаем в сотрудничестве с армейской службой безопасности. Но движемся чертовски медленно.
— Все боятся стучать на Хансена, — сказал Бэнкс.
Райм не сомневался, что ни один человек в здравом уме не рискнет доносить на такого человека, как Хансен.
— Но, наконец, на прошлой неделе в деле произошел крупный прорыв, — продолжал молодой полицейский. — Видите ли, Хансен в прошлом летчик. Его компании принадлежат склады в районе аэродрома «Мамаронек» — это рядом с Уайт-Плейнз, знаете? Так вот, судья выдал санкцию на проведение там обыска. Естественно, мы ничего не нашли. Но на прошлой неделе, около полуночи, аэродром уже был закрыт, но там еще оставались люди, и они видели, как человек, по описанию похожий на Хансена, подъехал к частному самолету, загрузил туда какие-то мешки и взлетел. Не имея разрешения диспетчерской службы. Даже не поставив ее в известность. Просто взлетел. Вернулся через сорок минут, приземлился, сел в машину и дал деру так, что загорелись покрышки. Свидетели сообщили регистрационный номер самолета в Федеральное агентство гражданской авиации, и выяснилось, что он принадлежит не компании Хансена, а лично ему.
— Значит, Хансен понял, что вы обложили его со всех сторон, и решил избавиться от улик, которые могли бы привязать его к нападению на армейский грузовик, — сказал Райм, начиная понимать, почему полицейские обратились к нему. В его душу упали первые семена заинтересованности. — Авиадиспетчеры проследили маршрут полета?
— Какое-то время самолет вел аэропорт «Ла-Гуардия». Он шел прямо на пролив Лонг-Айленд. Там снизился и на десять минут исчез с экранов локаторов.
— И вы очертили круг, определив, как далеко он смог улететь. Водолазы уже работают?
— Да. Так вот, нам стало известно, что Хансен, узнав о свидетелях, видевших его, струхнул. И нам удалось упрятать его в тюрьму до понедельника. Обвинение в федеральном преступлении.
Райм рассмеялся.
— Неужели вам удалось уговорить судью открыть дело на основании таких шатких улик?
— В основном мы наплели какую-то чушь про нарушения правил полетов, — ответил Селитто. — Вылет без разрешения, полет на опасно малой высоте и все такое.
— И что говорит по этому поводу мистер Хансен?
— Он в таких делах дока. Ни одного слова тем, кто его арестовывал, ни одного слова прокурору. Адвокат все отрицает и собирается подавать жалобу по поводу незаконного задержания и так далее, и так далее, и так далее. Но если мы до понедельника находим эти мешки, мать их, мы выкладываем их на стол судье и — бац! Хансен готов.
— Разумеется, — согласился Райм, — если в них есть какие-то серьезные улики.
— Есть.
— Почему вы так в этом уверены?
— Потому что Хансен запаниковал. Он нанял убийцу, чтобы тот расправился со свидетелями. С одним уже покончено. Вчера ночью его самолет взорвался на подлете к Чикаго.
Значит, от него хотят, чтобы он нашел мешки… Возникает масса любопытнейших вопросов. Возможно ли привязать самолет к какому-то конкретному району водной поверхности, над которой он пролетал, на основании анализа осаждения морских солей на фюзеляже или останков какого-то насекомого, размазанного по передней кромке крыла? Можно ли вычислить время смерти насекомого? А как насчет концентрации солей в морской воде и наличия посторонних примесей? Может ли так быть, что самолет, пролетая над самой поверхностью воды, засосал в двигатели какие-либо водоросли?
— Мне нужна подробная карта пролива, — начал Райм. — Далее, чертежи самолета…
— Гм, Линкольн, понимаешь, мы здесь не за этим, — остановил его Селитто.
— Не для того, чтобы найти мешки, — добавил Бэнкс.
— Нет? Тогда зачем?
Райм тряхнул головой, прогоняя со лба надоедливую прядь волос, и хмуро взглянул на молодого полицейского.
Селитто уставился на коробку контроля за окружающей средой. Выходящие из нее красные, желтые и черные провода были похожи на греющихся на солнце змей.
— Мы хотим, чтобы ты помог нам найти убийцу. Того типа, которого нанял Хансен. Остановить его, прежде чем он доберется до двух оставшихся свидетелей.
— И? — Райм видел, что Селитто до сих пор недоговаривает, придерживая что-то про запас.
Отвернувшись к окну, тот сказал:
— Линкольн, похоже, это Танцор.
— Танцор у гроба?
Повернувшись к нему лицом, Селитто кивнул.
— Вы уверены?
— Насколько нам известно, несколько недель назад он выполнил один заказ в Вашингтоне. Убил помощника конгрессмена, замешанного в сделках с оружием. Во время проверки выяснилось, что из телефонной будки рядом с домом Хансена был звонок в гостиницу, в которой останавливался Танцор. Линкольн, это он.
Светящиеся песчинки, огромные как астероиды, гладкие как женские плечи, потеряли для Райма всякий интерес.
— Итак, — тихо произнес он, — мы столкнулись с проблемой.
Глава третья
Она запомнила: вчера ночью похожий на пение цикад звонок телефона разбудил ее, перекрыв шум противного мелкого дождя за окном спальни.
Она с презрением посмотрела на телефон, словно именно телефонная компания Нью-Йорка была виновата в терзавшей ее тошноте, в мучительной боли, удушающим обручем стиснувшей ей голову, в пляшущих перед глазами огоньках.
Наконец, она сбросила ноги с кровати и на четвертом звонке схватила трубку.
— Алло!
Ответом ей было гулкое эхо коммутатора, соединившего телефонную линию с радиостанцией.
Потом раздался голос. Кажется.
Смех. Кажется.
Затем оглушительный рев. Щелчок. И тишина.
Никакого гудка, приглашающего к набору номера. Полная тишина, укутанная в оглушительные волны, накатывающиеся на ее уши.
