человек.
— А вот от доктора Фрита нет никакого толку.
— Приятно видеть, что хоть одному смотрителю есть дело до своих подопечных.
Женщина вспыхнула.
— Вы очень добры, сэр.
— Как случилось, что вы стали здесь работать, Эллен?
Она подняла на меня взгляд и грустно улыбнулась.
— Я сама была пациенткой Бедлама.
— О-о! — изумленно протянул я.
Эта женщина производила впечатление самого вменяемого человека из всех, кого я встретил здесь сегодня.
— Мне предложили должность помощника смотрителя, когда мне… стало лучше.
— Вы не захотели уходить отсюда?
И снова грустная улыбка.
— Я никогда не смогу уйти отсюда, сэр. Я не покидала стен Бедлама вот уже десять лет. Здесь я и умру.
Глава 4
Следующие два дня я был занят в суде, но вторая половина четверга выдалась свободной, и я организовал встречу Роджера с Гаем. Это был Великий четверг Страстной недели, завершающейся Пасхой, и, возвращаясь из суда в Вестминстере в Линкольнс-Инн, я видел, что церкви вновь заполнены прихожанами. Завтра покровы, которые скрывали алтари во время Великого поста, уберут, и те из прихожан, которые остались верны старым традициям, поползут на коленях к кресту. После мессы с алтарей снимут праздничное убранство в память о том, что Христос бы предан после Тайной вечери, а в Уайтхолле король совершит омовение ног двенадцати беднякам.
Я с грустью думал о том, как мало все это значит для меня теперь. Близились четыре выходных праздничных дня, но для меня они будут наполнены скукой и праздностью. Утешало только одно: после окончания поста Джоан обещала приготовить запеченное седло барашка.
На дворе по-прежнему стоял холод, а небо оставалось пепельно-серым, хотя снега больше не было. Перед тем как отправляться за Роджером, я заглянул в свою контору и с удовольствием увидел, что в камине весело полыхает огонь. Барак и мой младший клерк Скелли трудились за письменными столами. Я снял отороченную мехом накидку и стал греть руки у огня. Поглядев на Барака, я заметил, что он чисто выбрит, но на его дублете не хватало пуговицы, а на груди виднелось подозрительное пятно — похоже, от пива.
«Интересно, где он шлялся всю ночь?» — подумал я и снова вспомнил о Тамазин.
Их дом располагался рядом с лавкой Гая, и я решил, что на обратном пути, захватив Роджера, загляну к ним, словно невзначай.
— Я заходил в канцелярию суда, — сообщал Барак. — Апелляция по делу Адама Кайта будет слушаться в следующий вторник, тогда же, когда и дело Коллинза.
— Хорошо.
Меня так и тянуло посоветовать ему почистить дублет, но не хотелось, чтобы мои речи напоминали нравоучения сварливой старухи. Кроме того, я знал: у Барака хватит ума явиться на судебное заседание в незаляпанной одежде. Я быстро просмотрел новые документы, поступившие из суда, и снова набросил на плечи накидку.
— Я собираюсь отвести мастера Эллиарда к Гаю, — сообщил я.
Барак внимательно разглядывал что-то за окном.
— Что это там со старым мерзавцем Билкнэпом? — с любопытством спросил он.
— С Билкнэпом?
Я подошел и тоже посмотрел во двор.
— Похоже, он вот-вот откинет копыта.
Мой старинный недруг сидел на лавке возле все еще замерзшего фонтана. На снегу рядом с ним лежал ранец. Даже на таком расстоянии в глаза бросалась нездоровая бледность его худого лица.
— Действительно, что это с ним? — удивился я.
— Говорят, он уже не первую неделю болеет, и с ним постоянно приключаются обмороки, — сообщил Скелли из-за своего письменного стола.
— То-то мне-то показалось, что во время спектакля он выглядел неважно.
— Надеюсь, все-таки ничего серьезного, — пробормотал Барак.
Я загадочно улыбнулся.
— Мне пора идти.
Покинув их, я двинулся через Гейт-хаус-корт. Чтобы добраться до жилища Роджера, нужно было миновать фонтан. Билкнэп не шевелился. Его худое тело буквально утонуло в богатой шубе, подбитой мехом куницы, но, даже несмотря на столь теплое одеяние, погода не располагала рассиживаться на лавке.
Поравнявшись с ним, я остановился.
— Брат Билкнэп, — окликнул я его, — с вами все в порядке?
Он бросил на меня быстрый взгляд и тут же отвел глаза в сторону. Этот человек вообще не выносил прямых взглядов.
— У меня все прекрасно, брат, — процедил он. — Просто решил присесть ненадолго.
— Вы уронили ваш ранец. Он промокнет.
Билкнэп наклонился и поднял ранец. Я обратил внимание, что у него трясутся руки.
— Уходите! — сказал он.
Меня удивило то, что он выглядел испуганным.
— Я лишь хотел помочь, — сухо пояснил я.
— Вы? Помочь мне?
С его губ сорвалось насмешливое кудахтанье. Он поднялся с лавки и поплелся прочь. Я покачал головой и пошел своей дорогой.
Роджер находился в своей приемной. Он держал в длинных пальцах письменное показание, изучая его при свете свечи, поскольку день был пасмурным.
— Подожди минутку, Мэтью, — с улыбкой попросил он.
Дочитав документ до конца, Роджер с довольным кивком передал его клерку.
— Отличная работа, Бартлетт. Очень хороший черновик. А теперь, Мэтью, пойдем повидаем эту твою клистирную трубку.
Мой друг нервно улыбнулся.
— Я вижу, ты надел сапоги для верховой езды. Очень предусмотрительно. Я тоже переобуюсь, чтобы не погубить хорошие туфли в снежной каше.
Он захватил свои башмаки из крепкой старой кожи, которые часто носил, и мы пошли к конюшням.
— Обмороков больше не было? — осторожно поинтересовался я.
— Нет, слава богу.
Роджер глубоко вздохнул. Я видел, что тревога не отпускает его.
— У тебя сейчас много работы? — спросил я, чтобы отвлечь друга от грустных мыслей.
— Так много, что у меня не хватает рук.
Роджер был несравненным специалистом в области ведения судебных дел и по возвращении в Лондон в значительной степени упрочил свою и без того блестящую репутацию.
— Сегодня, после того как мы вернемся от доктора, мне нужно повидаться с одним клиентом, дело
