Здесь мы решили построить наш постоянный дом.
Мысль о бесконечных перемещениях во избежание раздоров или в поисках пищи давно уже утратила свою привлекательность. Мы превратились – в определенной степени – в оседлых жителей. Все наши соплеменники неустанно искали постоянное пристанище – неизменное место исполнения наших священных песен, священных игр памяти и священных танцев, а также, конечно, выполнения ритуалов рождения.
Мы глубоко затаили обиду после недавнего вторжения и покинули наше место после бесконечных споров (Талтосы всегда пытаются сначала договориться), после некоторого количества толчков и пинков и бессчетного числа ультиматумов, таких, например, как: «Ну хорошо, если вы намерены заполонить эти леса, то мы вынуждены будем уйти отсюда!»
Мы считали себя в огромной степени превосходящими остальные племена по целому ряду соображений и, разумеется, в первую очередь потому, что среди нас было немало тех, кто жил в утраченной земле, и многие, весьма многие все еще были беловолосы. Мы во многих отношениях были самой организованной группой и сохранили большинство обычаев. Некоторые из нас теперь имели лошадей и могли ездить на них. Наш караван состоял из множества повозок. И мы владели хорошо откормленными отарами овец и стадами коз. Надо сказать, что было у нас и стадо дикого крупного рогатого скота, просуществовавшее, впрочем, весьма недолго.
Другие Талтосы подшучивали над нами, особенно над тем, что мы неважно ездили на лошадях и часто с них падали. Но в общем они относились к нам с уважением и прибегали к нашей помощи в трудные времена.
Теперь, поселившись на равнине Солсбери и решив, что она останется навсегда нашей, мы намеревались создать самый громадный круг из камней, когда-либо существовавший в мире.
К тому времени мы уже знали, что само построение круга объединяет племя, организует его, удерживает от ссор и сделает наши танцы все более радостными, по мере того как в круг будет добавляться камень за камнем и круг будет становиться все более впечатляющим.
Это великое мероприятие – строительство величайшего круга в мире – на несколько столетий определило наш образ жизни и способствовало быстрому продвижению вперед в смысле изобретательности и организованности. Поиски валунов из песчаника, как теперь их называют, способы их доставки, окрашивание, выравнивание и, наконец, установка на место – все это увлекало нас, придавало смысл самому существованию.
Концепции удовольствия и игры теперь почти ушли из нашей жизни. Мы были теми, кто уцелел в жесточайшие холода. Танец служил средством очищения от грехов. Все теперь считалось очищением от грехов. И тем не менее это было великое и волнующее время.
Те, кто хотел разделить жизнь с нами, присоединялись к племени, и оно разрослось до таких размеров, что могло оказать сопротивление любому вторжению. Действительно, самый первый чудовищный камень из нашего грандиозного круга настолько вдохновил всех, что другие Талтосы приходили к нам на богослужения, чтобы присоединиться к нашему кругу и полюбоваться им… Никому и в голову не приходило украсть часть нашей долины.
Строительство круга стало последней каплей в совершенствовании нашего развития.
В течение этих столетий наша жизнь достигла высочайшего пика. Мы возвели свои лагеря по всей равнине, на достаточно близком расстоянии от нашего великого круга, и собирали наших животных в небольших загонах в виде частоколов. Мы сажали самбук и терновник вокруг частоколов и таким образом превращали их в наши форты.
Мы выработали похоронные обряды для умерших. Фактически за это время мы построили несколько своего рода склепов под землей. Таким образом, начали формироваться все признаки постоянного проживания племени в долине. Мы не создавали собственное гончарное производство, но закупили гончарные изделия у других Талтосов, которые клялись, что приобрели их у недолговечных волосатых людей, приплывавших к берегам на лодках, сделанных из шкур животных.
Со всей Британии к нам приходили племена, чтобы встать в круг и потанцевать среди наших камней. Они составляли огромные извилистые процессии. Считалось удачей, если ребенок рождался внутри нашего круга. И богатая торговля, и процветание нам сопутствовали.
Тем временем на нашей земле были возведены и другие большие круги. Огромные, изумительные круги. Но ни один, абсолютно ни один, не мог соперничать с нашим. Действительно, в течение этой производительной, удивительной эры утвердилось мнение, что наш круг был кругом всех кругов. Люди не стремились соперничать с нами, но хотели только увидеть его, потанцевать в нем, присоединиться к процессии, змеевидной лентой струившейся по проходам между соединенными перемычками валунами.
Путешествие к другому кругу, танец в нем вместе с местным племенем стали регулярными событиями. На таких сборищах мы учились друг у друга и затевали великие игры памяти, обменивались историями и исправляли легенды утраченной земли.
Мы ходили группами, чтобы посмотреть на круг, который теперь называют Эйвбери, увидеть круги, которые находились гораздо южнее нашего, расположенного вблизи любимого Стюартом Гордоном холма Гластонбери. Мы ходили на север, чтобы поклониться другим кругам.
Но все равно наш был самым великолепным. Когда я со своими людьми посещал круг другого племени, этот визит рассматривался как великая честь: у нас спрашивали совета, умоляли остаться и даже одаривали прекрасными подарками.
Разумеется, вы знаете, что наш круг стали называть Стонхенджем.[21] И он, и многие другие наши священные круги стоят даже по сию пору. Но позвольте объяснить то, что, может быть, известно только исследователям Стонхенджа. Мы не строили всего сооружения в том виде, в каком оно стоит там сейчас, хотя принято считать, что таким оно было всегда.
Мы возвели только два круга валунов, найденных в других карьерах, включая весьма удаленный в Мальборо-Даунс, но в основном валуны добывались в Эймсбери, который гораздо ближе к Стонхенджу. Внутренний круг состоял из десяти стоящих камней, внешний – из тридцати. И помещение перемычек поверх камней вызвало страстные споры. С самого начала мы выбрали вариант с перемычками. Но я всегда не слишком одобрял его. Я мечтал о круге камней, имитирующем круг мужчин и женщин. Каждый камень должен был, грубо говоря, дважды превышать рост Талтоса и быть столь же широким, как высок был Талтос. Таковым было мое видение.
Но другим членам племени представлялось, что перемычки создают впечатление укрытия, напоминая громадный вулканический конус, когда-то защищавший тропическую долину в утраченной земле.
И позже уже люди воздвигли круг из голубых камней и многие другие строения в Стонхендже. И однажды весь наш возлюбленный открытый храм был помещен дикими человеческими племенами в некое деревянное здание. И меня больше не волнуют их проклятые ритуалы, которые они там практикуют. Это уже не наше творение.
Что же касается эмблем на валунах, то мы использовали только одну, высеченную на центральном камне, которой давно уже нет. Это был символ Доброго Бога с двумя грудями и фаллосом Он был глубоко вырезан и находился в пределах достижения любого Талтоса, так что он или она могли прикоснуться к нему в темноте, на ощупь.
Позже человеческие существа вырезали другие изображения на валунах, так как использовали Стонхендж в иных целях.
Но я могу сказать вам, что нет никого – Талтоса, человека или какого-либо другого существа, случись им посетить наш огромный круг, – кто не испытал бы в той или иной степени уважения к нему, не почувствовал бы в себе присутствия священного божества. Задолго до того, как круг был закончен, он стал местом вдохновения – и остался таковым навсегда.
В этом монументе вы соприкасаетесь с сущностью нашего народа. Это единственный великий монумент, который мы когда-либо воздвигли.
Но для того чтобы достойно оценить, чего мы достигли, необходимо помнить: мы сохранили свои великие ценности. Мы оплакивали умерших и не праздновали смерть. Мы не приносили кровавые жертвы. Мы считали войну не историческим событием, приносящим славу, но грязной и отвратительной трагедией. Высшую форму выразительности наше искусство находило в пении и танцах внутри кругов,
