– Ноль особей. Пока я здесь ночной смотрящий, вампиров в городе не появится. Заразу подцепили за прошедший год двое. Это случайность, оба были в отъезде когда мы устроили ту бойню. Местные теперь для упырей невкусная добыча. Мы все на себе носим метку предсмертного ужаса «мастера». Вот, оказывается, как просто решалась проблема – кто мог подумать…
– Не так уж просто. Кстати, ты начальству своему доложил?
– Да. Но сам понимаешь, кому было положено, тот давно знал рецепт выведения упырей. Мне передали на словах язвительное спасибо за экспериментальное подтверждение известной теории. Ладно, не пристрелили в благодарность, и то хлеб. Убить меня, конечно, сложно, но если очень постараться… Тебя не дергают больше?
– Нет. Одной беседой ограничились, я даже ничего не подписывал. Объяснил, что печатать нашу историю бессмысленно, а рассказывать глупо. Это, в общем, так и есть.
– Правильно, – кивнул Долинский. – Ведь частный случай, в рамках одного городка. Если бы это угрожало всей стране, тогда мы были бы просто обязаны рассказать людям, а так… Правда ведь?
– Наверное, – уклончиво ответил Лугин. – Слушай, а что ты сделал с зараженными?
– Отловил на ранней стадии и заставил ломаться. Конечно, теперь никаких душеспасительных бесед. Хватит с меня Михаила. Забираю, сажаю в камеру. Мне специальное помещение выделили.
– И они там дохнут.
– Один умер, другой жив. Пока непонятно, чем это закончится, но парень очень хочет выкарабкаться.
– Инъекции больше не пробовал?
– Зачем обманывать больных? Переломаться можно только на голой силе воли, я это с самого начала знал. А Котову тогда поддался, чтобы помочь Кате с Мишей – слишком далеко у них зашел процесс. Укол таинственного снадобья должен был дать им лишнюю надежду. Мише не хватило, но он всегда был слаб. Он не боролся за жизнь, а жалел себя. Это его и угробило всего лишь за сутки.
– То есть рецепт спасения на любой стадии – не пить кровь? И все?
– Конечно. Не пить кровь. Не принимать наркотики. Не убивать. Не воровать. Не лгать. Это общий принцип. Если хочешь переломить себя – ломай! Уясни, что с отказа от слабости начинается путь к радости. Я, обычный человек, отказался, а почему не можешь ты?
– Я – могу, – заверил его Лузгин.
– Радостнее себя почувствовал?
– Поеду домой, – сказал Лузгин.
Он не мог тут больше оставаться. Не хотел встретить разжиревшего на кухаркиных харчах Зыкова, совершенно довольного. Не хотел слушать проповеди нашедшего счастье Долинского, совершенно правильные. И уж никак не хотел вновь посмотреть в глаза Котова, совершенно безумные. Он был по горло сыт всяческим совершенством. Лузгина воротило от совершенства с той самой ночи, когда Миша описал ему систему ценностей высшего существа.
Существа, которое знает все ответы. Которое знает, «как надо».
Только почему же оно так ущербно?
Неважно, как оно называет себя – «мастер», «старший», «грядущий». Неважно, человек оно или уже не человек.
Лузгин затормозил у светофора. С уличного плаката на него глядел совершенно ровными и совершенно одинаковыми глазами Олежка Косой, кандидат в мэры. Возле плаката стоял грузовик, заслонив надпись, призывающую собираться под знамена и идти верным курсом. Видны были лишь первые буквы длинного трехстрочного слогана.
З_А
Б_У
Д_ЕМ
– А вот хрен! – сказал Лузгин. – Сам не забуду и вам не позволю.
Он высунул в окно руку и показал лозунгу дня оттопыренный средний палец. Озадаченные прохожие закрутили головами. Вспыхнул зеленый. Лузгин рассмеялся, нажал на газ и повернул руль в сторону, противоположную от Москвы.
Севернее.
Туда, где жил один парень, который тоже ничего не забыл.
