смерти».
Чудо – тело его совсем не окоченело. Оно было даже мягче, чем при жизни, потому что в последние годы у Франческо от боли часто сводило члены. Я без труда удержала его: после долгих постов он был не тяжелее гуся. Тогда я поняла, что чувствовала Магдалина, прижав к груди тело своего мертвого Господа, а брат Элиас стоял рядом, подобно апостолу Иоанну.
При последних словах Конрад встрепенулся.
– Вы описываете Элиаса совсем иным, чем я представлял со слов Лео.
– Как ни печально, после погребения Элиас очень переменился. Он любил святого Франческо и, пока тот был жив, нянчился с ним, как мать с хворым дитятей. И, кажется, наш святой был ему совестью. Когда же совесть умерла, его поглотила жажда власти и величия – как для себя, так и для всего ордена.
– В народе говорят, что он предался даже черному знанию...
– Надеюсь, это сказки. Но и, правда, я тоже слышала, будто он искал философский камень. И когда защитник нашего ордена, кардинал Уголино, стал папой, он построил для себя в Ассизи дворец, чтобы останавливаться там, посещая город. В том дворце было много потайных комнат и помещений.
– Я его видел, – Конрад, – только снаружи.
– Еще рассказывают: если Элиас узнавал, что кто-либо из братьев ордена в миру предавался алхимическим искусствам, он посылал за ним и держал едва ли не пленником в папском дворце, принуждая продолжать свои занятия. Были у него и другие – ясновидцы и толкователи снов.
Конрад содрогнулся.
– Советоваться с ними – все равно что обращаться к оракулу пифий!
И про себя подумал: «Такой человек не погнушался бы заключить сделку с нечистым». Донна Джакома нахмурилась:
– Одному такому случаю я сама была свидетельницей. Тогда Элиас так разъярил меня, что я зареклась впредь говорить с ним и еще с несколькими отцами города – разве что ради того, чтобы дать волю своему гневу.
– Что же они сделали? – спросил Конрад.
– Они нас предали. Предали всех, кто хотел всего-навсего молиться иногда на могиле святого Франциска. Мы много лет собирали пожертвования и терпеливо ждали, пока будет достроена нижняя церковь базилики, чтобы поместить в ней святые мощи. Когда настал этот день, братья из всех провинций собрались в Ассизи, и сюда же съехались десятки кардиналов и епископов. Мы шли в процессии от Сан- Джорджио, и мне оказали честь, позволив идти в ней с братьями из Сакро Конвенто.
Когда мы вступили на площадь перед верхней церковью, в наши ряды врезалась фаланга рыцарей. И в ту же минуту городские стражники вырвали гроб с останками у братьев, державших носилки.
Конрад кивнул.
– Лео рассказывал мне о похищении, но я хотел бы услышать о том черном дне из ваших уст.
– Тогда все пришло в смятение. Джанкарло ди Маргерита – он в том году был нашим подестой – выкрикивал какие-то приказы стражникам и рыцарям; братья в первых рядах шествия звали на помощь, вопили, даже проклинали солдат. В задних рядах, я слышала, братья продолжали петь, не ведая, что творится впереди. Тех братьев, которые пытались защитить останки – среди них был и Лео, – солдаты сшибали наземь, уже было несколько раненых, других потоптали кони рыцарей. Я сама пыталась оттянуть одного стражника и за свои старания получила в лицо железной перчаткой.
Конрад новыми глазами увидел шрам у нее на щеке.
– Рана была тяжелой, Джакомина? – не подумав, он назвал ее уменьшительным именем, как называл госпожу управитель, и тут же покраснел от смущения.
Она рассеяно смотрела вдаль, даже не заметив его дерзости.
– Крови было много – щеку рассекло до кости, но больней было видеть, как солдаты утаскивают гроб. Они закрылись в церкви и не открывали дверь, пока не спрятали останки. Их так и не нашли. Я даже не знаю, где преклонить колени, чтобы быть ближе к моему учителю.
– Разве прелаты не выразили протест?
– Выразили, да что толку? Даже святой отец, несмотря на дружбу с Элиасом в бытность свою кардиналом – покровителем ордена, осудил похитителей за варварскую дерзость. Он уподобил Элиаса святотатцу Уззе, которого Господь поразил за то, что он осмелился коснуться ковчега Завета.
– И все это затеял Элиас?
– Он с Джанкарло и с другими. Много лет спустя я спрашивала их: «Зачем вы это сделали?» Джанкарло объявил, что участники процессии обезумели и он опасался, как бы фанатики не разорвали тело на куски в жажде приобрести святую реликвию. Элиас уверял, что нашего святого хотели украсть перуджийцы. Все такие оправдания – чистейшая чепуха. Шествие было как нельзя более мирным – прямо воскресная месса в обители Бедных женщин. И у перуджийцев было время похитить святого Франческо, пока останки четыре года хранились в Сан-Джорджио. Да если бы они только попробовали, против них бы начался настоящий крестовый поход! Чтобы скрыться с гробом, им пришлось бы прежде перебить всех жителей Ассизи до последнего младенца.
– Но вы сказали, в деле участвовали и другие братья?
– Нет, не монахи. Рыцарей привел Симоне делла Рокка с сыновьями. И я видела брата святого Франческо, Анжело, с другим знатным синьором у церковных дверей.
– Вы его знали?
– Нет, видела до того один раз, когда епископ Гвидо благословлял землю под базилику. Мне показал его Элиас и упомянул, что тот сделал большой взнос на строительство. По его словам, у него в коммуне Тоди было поместье.
