— Что?.. Ваш дядюшка? — Тут он опять повернулся к картине. — А ведь, я уверен, над ней пришлось поработать. Ах, эти червоточины!
Наполеон сложил руки за спиной.
— Падре Григорий Бонапарт — один из наиболее почитаемых и образованных христианских священников. Нет такого вопроса, касающегося церкви, который бы ускользнул от его внимания. Я изложил ему вашу историю о местных монахах, утаивших бесценный документ древности, причем, как мог, завуалировал подробности. И вы представляете, что он мне ответил? Догадываетесь?
По-прежнему не глядя на собеседника, Денон рассеянно теребил мочку уха.
— Ну и что же сказал ваш драгоценный дядюшка?
— Он тут же понял: речь идет о чертоге вечности. Понимаете, в ту же минуту! Он тоже слышал легенду, в точности совпадающую с вашим рассказом. И, по его словам, в чертоге помимо всяких мистических знаков и кодов содержится такое… Ну, что, по-вашему?
Денон сглотнул сухой ком в горле.
— Так что же?
— Личная подпись Бога.
— Подпись Бога?
— Вот именно.
Денон медленно шел по рядам, с показным восхищением оглядывая сокровища.
— Какое великолепие! — обронил он через плечо.
Наполеон безжалостно шагал следом.
— Увы, он был не в силах что-либо прибавить, хотя бы указать месторасположение документа или орден, к которому принадлежали эти скрытные монахи. Я искал повсюду. В замках. В монастырях. В библиотеках. В университетах. Я изымал самые разные рукописи, я сотнями отсылал их на исследование в секретный архив Ватикана — и не нашел ни единого упоминания о чертоге.
— Ну, значит…
— С другой стороны, как выражается мой дядя, нужно искать лису, а не перья.
— Лису… — отрешенно проговорил Денон, остановившись перед «Умирающим галлом» и устремив на него пристальный взгляд.
— Больше нет смысла работать над этим в Италии.
— Италия…
— Если перья и были, они уже разлетелись.
— Разлетелись…
— Так что выбора у меня не осталось. Никакого.
— Никакого выбора…
Наполеон приосанился.
— Я отправляюсь в Египет.
— Египет… — отозвался Денон, продолжая восхищаться изваянием.
— Подобно Александру Македонскому, я беру с собой несколько лучших умов.
— Ах, Македонскому!
— Это будет моя Commission des Sciences et des Arts.[25]
— Надо же, комиссия!
— Архитекторы, математики, естествоиспытатели, астрономы, минералоги, химик, картографы…
— Да-да, понятно…
— Мой дорогой Виван, — озадаченно спросил Наполеон. — У вас такой безучастный вид. Неужели вы все пропустили мимо ушей? Я объявил, что еду в Египет.
— В Египет? — Денон по-прежнему не сводил глаз со статуи. — Что ж, полагаю, у вас благородные причины.
Наполеон с готовностью парировал вызов:
— Освободить достойных крестьян от ига мамелюков. Предоставить последние достижения техники и медицины народу, погрязшему в варварстве. Оросить долины Нила, вернуть колыбель цивилизации к процветанию, а также обогатить сферы искусства и истории путем самого тщательного изучения местной флоры, фауны и архитектуры.
— Чудесные планы!
— Я уже нанял Гаспара Монжа,[26] Жоффруа Сент-Илера,[27] Николя Жака Конте[28] и Деодата Доломье.[29]
Денон принялся обходить статую.
— Обратите внимание, какие муки выражает это лицо! Буквально каждая черточка! Здесь боль, которая превыше смерти!
— Мне не хватает лишь художника.
— Умирание духа — о, это даже страшнее, чем угасание плоти!
— И сочинителя, — гнул свое Наполеон.
— Как пятна света подчеркивают его страдания!
— А главное — шпиона.
— Надо будет непременно выставить эту статую в хорошо освещенном зале.
— У меня есть на примете подходящий человек.
Денон совершенно скрылся за «Умирающим галлом».
Наполеон улыбнулся.
— Вы что, не слышали ни слова, негодник? Я разыскиваю чертог, и мне нужен помощник. Это будет самое значительное путешествие в мировой истории. Мне очень важно, чтобы вы сопровождали меня в Египет. Вы перероете эту страну, покуда я буду усмирять каирских аборигенов.
Денон помедлил, чтобы собраться с мыслями, и наконец вышел из своего укрытия. Лицо его было бесстрастно, словно могильная плита.
— Я… не могу поехать.
Наполеон усмехнулся.
— С чего бы это?
— Мне пятьдесят один год.
— Гаспару Монжу пятьдесят два.
— У меня… у меня здесь полно хлопот. Нужно еще навести порядок среди этих шедевров и лично пронаблюдать за их реставрацией.
— В Египте нас ожидают сокровища, бесконечно более драгоценные.
— Я только что переехал в новый дом.
— Значит, без сожаления с ним расстанетесь, — ответил Наполеон и рассмеялся: — Да будет вам, скажите еще, будто вы не хотите своими глазами увидеть чертог вечности! Не вы ли первый заразили меня рассказами о его славе? А может, это судьба? Разве ей не под силу смести с дороги все надуманные преграды?
Денон заглянул в бледно-голубые глаза генерала и увидел в них отражение империй.
— Да, но я…
Наполеон подался вперед и ущипнул его за щеку.
— Мой дорогой Виван, известно ли вам, что сказал мой дядя Грегорио?
— Какой разговорчивый у вас родственник.
— Он сказал, что в серьезных делах следует отвергать послушных и с радостью принимать непокорных.
— Так говорит ваш дядюшка?
— Он же не только святой, но еще и философ.
Поразмыслив, Денон напустил на себя рассерженный вид.
— Ну тогда… тогда я решительно требую: возьмите меня в Египет! — воскликнул он, воздевая руки. — Я настаиваю! Я сейчас лопну от воодушевления!
Генерал нахмурился.
