— Вы вроде бы сказали, что это императоры Священной Римской империи.
— Цари Израилевы — это еще один популярный мотив средневекового искусства. Фасад собора Парижской Богоматери украшен двадцатью восемью статуями царей. Они есть и в Кельнском соборе — сорок восемь царей на витражном стекле в хорах, кажется. Считается, что это двадцать четыре царя Израиля и двадцать четыре царя Апокалипсиса.
— Считается? — переспросил Ник. — И что, наверняка никто не знает?
— Средневековые строители соборов не всегда объясняли, что они имеют в виду, делая те или иные украшения. Наводки мы можем найти в символике, но символы по своей природе допускают разные толкования. Вот, например, цари на фасаде собора Парижской Богоматери — здесь сомнений нет, это библейские персонажи. Но они не случайно оказались на здании, которое, по мысли французских королей, должно было символизировать их собственную власть. Средневековый ум был гораздо более изощренным, чем мы думаем. Семиотика, символизм — называйте как угодно, но они очень тонко чувствовали переход смыслов. Если вы были простым обывателем, то, проходя мимо собора Парижской Богоматери в четырнадцатом или пятнадцатом веке, вы видели в этих статуях царей Израиля, но еще вы видели в них и французских королей. Один властелин становится другим, все зависит от точки зрения.
— Вы говорите как будто о Джиллиан. — Ник сам удивился своим словам. — Один и тот же человек, но такой непохожий на себя в разных ситуациях.
— Все мы в той или иной мере такие. — Эти слова могли бы показаться пренебрежительными, но она сказала их мягко, соглашаясь с ним. — Вы не должны терять надежду.
Ник подумал, что она, возможно, вспоминает фотографию в его бумажнике.
— Я просто хочу ее найти.
— Рыцарь спасает попавшую в беду даму.
И опять это могло бы прозвучать иронически, но не прозвучало. Нику в этих словах послышалась чуть ли не грусть. Он улыбнулся в темноте.
— Я не думал об этом в таком ключе.
Его мысли вернулись ко всем его ночным забавам в «Готической берлоге», когда он убивал монстров и штурмовал замки; а перед этим — пятничные вечера в школе, когда они сидели с друзьями в подвале и кидали кость, пытаясь определить, продолжится ли их дружба. Опасные поиски в те времена не грозили гибелью, и они всю унылую неделю с нетерпением ждали этого пятничного вечера. Ничуть не похоже на теперешнюю ужасающую реальность с непреходящим чувством одиночества.
— Так вы нашли здесь то, что искали? — спросил он, меняя тему.
— Я… я хотела посмотреть царей. Они напомнили мне царей Израилевых. Я думала, это может дать какую-то подсказку. — Она тряхнула головой. — Нет… ничего.
Они закончили осмотр собора и двинулись к выходу. Пока шли по темным проходам, Эмили обращала внимание Ника на разные особенности. По мере того как они смещались с востока на запад, архитектура усложнялась; изменение стиля с романского на готический, произошедшее за века строительства, было запечатлено в камне. Она показала ему колонны, на которых изображались трубящие ангелы, и на многочисленные резные орнаменты на контрфорсах и консолях. Поначалу Ник слушал ее из вежливости, но постепенно его увлекла замысловатость этого искусства. К тому времени, когда из темноты собора они вышли под серое небо, его словарь значительно обогатился.
— Я хочу купить новую одежду, пока магазины не закрылись, — сказала Эмили. Снег продолжал падать, оседая на уступах собора. — Встретимся в отеле.
— Будьте осторожны, — предупредил ее Ник.
LII
Двадцать семь царей взирали со своих стеклянных тронов — гордые и величественные, они возвышались над мелочными заботами мира. Под их витражными взглядами бурлил оставленный ими мир. В соборе гулко отдавались стук молотков, крики каменщиков, скрип шкивов и визг детей. Где-то среди всей этой суеты церковный хор пытался петь литанию. А в задней части собора в алькове стояли двое и о чем-то яростно перешептывались.
— Ты мне клялся, что все будет в порядке.
Андреас Дритцен не был ни гордым, ни величественным. Щеки его горели от гнева, кулаки были сжаты, словно он собирался ударить кого-то. Возможно, меня. Именно поэтому я настоял на встрече в соборе.
— Неужели ты думаешь, что ты единственный, кто вложил деньги в это предприятие? — Мне становилось плохо при одной мысли об этом, хотя от Дритцена я и не ждал сочувствия.
— Мы должны расплавить все изготовленные зеркала и продать металл.
— Нет. Покупали мы свинец, олово и сурьму. А теперь у нас сплав. Мы не можем его разделить. Так же как невозможно эти стекла снова превратить в песок и известь.
— Тогда продай сплав.
— Этот металл — ключ ко всему предприятию… и к нашему богатству. Если мы его продадим, то другим станут известны его возможности и они научатся делать то же самое. А если покупателем окажется какой-нибудь ювелир из Ахена, то он сам отольет зеркала и получит всю прибыль от наших трудов.
— И пусть его. — Лицо Дритцена пылало от гнева. — Мне нужны назад мои деньги.
— Паломничество было отложено, а не отменено. Нам нужно только набраться терпения и переждать еще год. И тогда мы будем богаты, как нам никогда и не снилось.
— Я не могу пережидать год! — Он взревел, как жеребец при холощении.
Я оглянулся — не слышит ли кто, но за визгом плотницких пил никто не обратил на нас внимания.
— И почему я не послушал моего брата Йорга, — простонал он. — Он мне говорил, что ты бродяга, мошенник. Что ты погубишь нашу семью.
И тогда, вероятно впервые в жизни, я осознал меру своей ответственности. Я был слишком стар, чтобы пуститься в бега. Я слишком многим и слишком много был должен, чтобы впадать в отчаяние. Однорукий Карл или кто-нибудь вроде него нашли бы меня, и потом мое искалеченное тело вытащили бы из одного из каналов, все в иле и нечистотах.
Я должен был освободиться. И как пьяница, который находит освобождение в еще одном стакане, я прибег к единственному известному мне способу исцеления.
— Есть и еще одно доходное ремесло. Оно не так глубоко проработано, как способ изготовления зеркал, но по сравнению с прибылью, которую можно получить от него, прибыль от зеркал — жалкие гроши. Нужно только терпение.
Он покачал головой.
— Хватит с меня твоих секретных ремесел.
— Ты никогда не спрашивал себя, что мы с Каспаром делаем в твоем подвале? Зеркала всегда были только прикрытием, тогда как мы готовились к более важной работе.
Я видел, что он, несмотря на охватившее его отчаяние, заинтересовался.
— Ты никогда не говорил об этом.
— Конечно не говорил. Зеркала и те секретные. А другое наше дело в десять раз важнее. О нем знают только четыре человека.
— И его можно будет реализовать до следующего года?
— Трудно сказать. Я тебе уже говорил: оно не столь продвинулось, как зеркала. Но когда мы будем готовы, задержек не предвидится. Никаких тебе ожиданий паломничества, никаких перевозок по реке. Его даже чума не в силах остановить. Оно требует лишь небольших вложений.
Он ухватил меня за лацканы и прижал к стене.
— Ты что — глухой? Ни слова не слышал из того, что я сказал? У меня больше нет денег. Как мне избежать банкротства?
