рассмеялся. Окровавленной левой рукой он осенил меня крестным знамением и поднял серп, собираясь совершить жертвоприношение.
Я бросился вперед, вытягивая руку к его башмаку. Он, наверное, решил, что я молю его о пощаде, и поэтому замешкался с ударом. Вложив всю силу в это движение, я вонзил гвоздь в его плоть — металл прошил насквозь его ногу и вонзился в пол.
Он завопил, бешено размахивая серпом. Но я уже откатился в сторону. Он бросился было за мной, но понял, что пришпилен к полу.
Я подбежал к Каспару. Половина его одежды обгорела, и я уже не мог разобрать, что там под обуглившейся материей — кожа, пепел, кость. Я перевернул его, пытаясь затушить пламя, но как я его ни перемещал, огонь, казалось переползал на другую сторону.
Пламя уже охватило половину помещения, поднялось неприступным валом. Единственным возможным путем отхода оставалась река. Я подхватил Каспара на руки и потащил к высокой двери. Стоило мне подняться, как дым ворвался в легкие. Голова закружилась, меня повело от нехватки воздуха, и я чуть не упал на беднягу Каспара. А он был почти без сознания.
Я оглянулся. Ангел все еще был там. Он освободился, оставив на гвозде шматок плоти, и теперь сквозь дым, хромая, двигался ко мне. В лезвии серпа в его руках отражались языки пламени. Внизу подо мной через открытую дверь я видел воду, крутящую мельничное колесо.
Я повернулся навстречу ангелу, встав между ним и Каспаром. Нож я уронил в огне и теперь был беззащитен. Он замахнулся на меня серпом, и я отступил, споткнулся о бездвижное тело Каспара и упал. Я раскинул в стороны руки, предполагая опереться о стену.
Но я ощутил только открытое пространство, жуткий ужас пустоты. Руки мои с отвратительным звуком ударились о колесо, и я камнем полетел в бурлящую внизу воду.
Экран потемнел. Ник, сидевший в кабинете без окон, вскрикнул от разочарования. Неужели гоблин убил его? На его строке состояния еще оставалась жизненная сила. Он оглянулся. Это было не медленное умирание, а гигантская тень, заполонившая небо. Когда солнце вернулось, он увидел громадного орлана, пикирующего на черного рыцаря. Выставленные когти глубоко вонзились в доспехи, пробив в них дыры.
Гоблины, оставив растворяющееся тело Урзреда, пустились в атаку. Орлан, взмахнув гигантскими крыльями, сбил их с ног, отбросил назад, на ряды у них за спинами.
Ник увидел проход. Гоблины были запрограммированы на противостояние наибольшей угрозе, и потому путь к дереву был открыт. Он побежал, отражая несколько оставшихся копий, пытавшихся вонзиться в него, отбивая другие, готовящиеся к удару. В углу экрана он увидел орлана — тот размахивал крыльями, отбрасывая гоблинов, которым удалось пробраться к нему. Черный рыцарь подхватил свое копье и, прицелившись прямо в сердце орлана, собрался метнуть его.
Птица поднялась в небо, неся в когтях двух вопящих и корчащихся гоблинов. Рыцарь метнул копье. Орлан попытался увернуться, но из-за огромных размеров был не очень резв. Копье попало в распахнутое крыло. Орлан дернулся, пошел вниз и упал на землю.
Черный рыцарь уже бежал со всех ног к дереву и тому призу, что висел на его ветвях. Но Странник был ближе. Он подпрыгнул над переплетенными корнями и схватил световой шар. Ветви хлестали его лицо, но оцарапать не могли. С криком ярости черный рыцарь раскрутил дубинку и швырнул ее, как молот, прямо в голову Странника. Внизу экрана появилось сообщение готическим шрифтом:
Ник нажал клавишу «выйти».
Течение было сильным, гораздо сильнее моих уставших членов. Мне требовались все силы, чтобы только держать голову над водой. Я кричал, пытаясь не потерять сознание, доказать темноте, что все еще жив. Я выкрикивал проклятия моему отцу — зачем он породил меня в этот мир. Я просил прощения у Каспара. Говорил ему, что люблю его.
Течение несло меня вниз, пока я не оказался у широкой излучины — здесь река замедлилась. Там на близком берегу я увидел мерцание света. Но для меня это было считай что поздно — я впал в ступор от холода, у меня не оставалось сил, чтобы выбраться. Но ради Каспара я должен был выжить. Последним усилием я заставил себя сделать несколько гребков к берегу, потом прошлепал по мелководью и наконец нашел место, где скот протоптал тропку к водопою. По этой тропке я поднялся наверх и свалился в грязь.
— Мы можем где-нибудь распечатать это?
Пальцы Ника стали бесчувственными, запястья после схватки ломило. Он оторвал взгляд от компьютера. У дверей, тяжело дыша, стояла Сабина.
— Ваш компьютер подключен к принтеру в моем кабинете.
Ник стукнул по клавише. Отодвинул стул, но Эмили уже была на ногах.
— Я схожу.
Сабина показала на кабинет по другую сторону коридора, пропустила Эмили, прислонилась к дверному косяку, сложив на груди руки.
— Кто был этот тип — черный рыцарь?
— Вы его видели? — В голове у Ника словно стучал барабан, стоило ему повести глазами, как боль отдавалась в висках.
Сабина повернулась и приподняла правую руку. Ник впервые заметил татуировку на ее голом плече. Гигантский орлан с расправленными крыльями и выпущенными когтями.
— Рэндал попросил вам помочь, если что.
— Спасибо. — Он сунул флешку в компьютер и скопировал файл. Он пока еще даже не посмотрел на него. — Если бы не вы — мы бы все потеряли. Правда, я пока не знаю, что именно.
— Ник! — Эмили протиснулась в комнату мимо Сабины. Рука ее, положившая на стол распечатку, дрожала. — Я знаю, что именно обнаружила Джиллиан.
LVIII
Я встал на колени в часовне и начал молиться. Во всех нишах горели свечи, высвечивая раскрашенные ряды святых и пророков на стене. С купола над алтарем смотрел на меня Христос, прижимавший к груди огромную открытую книгу. При взгляде на Него я не мог сдержать слезы.
В ту ночь произошли чудеса, хотя до рассвета меня ждали и новые. Скот, протоптавший тропинку к реке, принадлежал монастырю, свет которого я и увидел с реки. Каким-то образом мне в темноте удалось пройти по полю до ворот. Поначалу их не хотели открывать — монахи думали, что это какая-то уловка арманьякцев, и, уж конечно, я должен был казаться им подозрительным, безумным существом, если заявился к ним в такое время. Наконец мое отчаяние убедило их. Все их кельи были переполнены, поэтому меня поместили в часовне.
После вечерней службы в воздухе все еще висел запах благовоний. Скоро наступит рассвет, и монахи вернутся к заутрене. А пока я был один.
Я молился. Молился так, как в детстве, когда еще думал, что у меня есть душа, достойная спасения. Я молился каждой клеточкой своего существа. Я опустошил себя, сделал сосудом для Господа. Я покаялся во всех совершенных мною грехах. Я просил прощения. Я поклялся никогда не творить никакого зла, жить безупречной жизнью. Только бы Господь спас Каспара.
Но я был плохой сосуд, треснутый и дырявый. Я наполнял его моими молитвами, но они проливались. В тишине часовни у меня возникали другие мысли. Прошлое протекало сквозь меня.
Слепец в Париже. «Ты знаешь, что такое на самом деле философский камень? Это эликсир, средство против всего больного».
