откинулся на подушки. Блаженно рыгнул и, прикрыв глаза, стал потягивать из глиняной пиалы обжигающий зеленый чай.
Афанасий тоже отодвинулся от стола и пригубил отдающий шваброй напиток. Он бы с удовольствием испил меда хмельного, но местные верованья не позволяли, равно как и есть свинину.
Отпив несколько глотков, Афанасий оторвал спину от подушек и нагнулся ближе к собеседнику.
— Ну, добрый человек, рассказывай, какого роду-племени? Как тут очутился? С чем шел, куда, зачем? — спросил купец.
— Да ну, долгая история, — отмахнулся от него сотрапезник.
— А мы никуда не торопимся, — пробормотал Афанасий. В голосе его послышались нотки, жесткие, как засохший сыромятный ремень. — Да и расплачиваться с чайханщиком надо. Вместе будем или порознь? — На мадьярском языке это прозвучало несколько угрожающе.
Незнакомец смерил взглядом литые плечи сына кузнеца, растянул сухие тонкие губы в подобие улыбки и неопределенно кивнул. Запил чаем образовавшийся в горле ком и начал свой рассказ.
Оказалось, зовут незнакомца Мигель, родом он из славного горда Порту, что во владениях великого короля Афонсу V по прозвищу Африканец.[42] Как и многие в его стране, собирался в крестовый поход, к которому призвал папа римский Каликст III после падения Константинополя и осады турками Белграда. Мигель продал или заложил большую часть родовых земель, купил боевого коня, оружие и доспех, твердо вознамерившись вернуться на родину с несметными богатствами. Однако из-за смерти папы поход так и не состоялся. Собранное с большими финансовыми затратами войско Афонсу V отправил на юг, воевать с маврами.
Оружия португальские дворяне накупили много, причем половину в долг. После известия, что поход не состоится, оно сильно подешевело. Земли же пахотные взлетели в цене, и выкупить свое имущество не было никакой возможности. Мигелю ничего не оставалось, как отправиться со своим королем воевать мавров. Однако судьба приготовила ему страшный сюрприз. Команду корабля, на котором он плыл, охватила непонятная болезнь, занесенная не то крысами, не то рабами. Не желая заразиться, другие крестоносцы пообещали утопить судно, если оно само не оставит эскадру. Им пришлось идти одним, на свой страх и риск.
Поначалу команда держалась на ногах, но потом слегли почти все. Корабль без руля и ветрил болтался по морю, пока наконец не доплыл до Босфора. Там несколько выживших португальцев покидали за борт трупы и подняли парус, намереваясь вернуться домой. Но в пути их настиг турецкий корабль. Тех, кто пытался сопротивляться, убили. Остальных тычками и пинками согнали в трюм и заковали в цепи, чтобы потом продать в рабство. Дальше Стамбул, Трапезунд, Тебриз…
В Тебризе Мигель сумел убежать и оказался в пустыне. Долго блуждал по пескам и наконец вышел к Баке, где и живет, занимаясь разовыми работами в порту, побираясь и воруя. Обычная история, в общем.
— А что ж домой-то не пошел? — удивился Афанасий.
— Долги, — вздохнул Мигель. — Пока кредиторы думают, что я в походе сгинул, с семьи особо требовать не будут. А если узнают, что я вернулся, налетят, как вороны. Был бы один, так и ладно, разобрался б как-нибудь. Но они ж семье угрожать начнут. Не, лучше я еще некоторое время мертвым для них побуду. Может, тут каких денег заработаю, чтоб вернуться не с пустыми руками.
У Афанасия перехватило дыхание от схожести судьбы нового знакомого с его собственной. Уголок левого глаза защекотала предательская влага. Ему захотелось встать и обнять щуплого португальца, по- братски прижать к широкой груди. Выпить с ним добрую чарку за здравие и торговый успех.
Отсыпать ему половину богатств из наволочки шахской подушки.
Но он сдержался. Слишком мало он пока знал Мигеля, чтоб обнять его по-братски и рассказать ему о своих невзгодах. Да и явно из богатых. Из бояр или дворян, раз землями собственными владел. В доспехах ездил. Поймет ли простого купца? «Да и с какого перепугу, за здорово живешь, его долги оплачивать? — взыграла в Афанасии купеческая жилка. — Но хоть как-то помочь можно? Так, чтобы и себе не без пользы».
— А хочешь со мной? — предложил Афанасий.
— Куда это? — насторожился Мигель.
— Собираюсь я тут товаром загрузиться, деньжата есть, да в Чапакчур двинуть. Поторговать. А там как получится, может, и вглубь, вдоль моря Индийского. Товар продам, коня продам, на вырученное что- нибудь для наших земель стоящее куплю, да и обратно. Ты тоже подзаработать можешь.
— К морю Индийскому? — пожевал губами португалец, будто пробуя название на вкус. — Что ж, может, так и лучше. Спасибо за предложение. Пойду с тобой. Только объяснишь мне по дороге, какой товар брать надо. Сколько чего стоит. Торговаться научи да про уловки купеческие расскажи. Я-то больше по военному делу. — Он снова улыбнулся, на этот раз широко и открыто.
— Так даже лучше, — обрадовался Афанасий. — Мой товар переторговывать не будешь.
Португалец улыбнулся, показав крупные зубы с хищно выдающимися резцами, оценил шутку.
— А надумают отнять, вдвоем отбиться-то проще, — заметил Афанасий.
— Ну и чего мы тогда сидим? — вскочил на ноги португалец. — Пошли скорее. Надо дотемна на базар успеть, пока не закрылся. Присмотреть товар, оружие да одежду в дорогу, ну, и в порт. Разузнать у капитанов, какие корабли с рассветом отходят.
Он взмахнул драными рукавами и, как растрепанная птица, помчался к выходу, совершенно не заботясь о плате за выпитое и съеденное. Афанасий тоже встал на затекшие ноги, улыбаясь португальцу вслед. Впервые после смерти Михаила он не чувствовал себя одиноким и всеми покинутым. Да и воин обученный в спутниках никогда лишним не будет. Такой десяток мужиков сиволапых с вилами разгонит вмиг. А разбойнички-то придорожные, они того… Редко из благородных бывают. Все больше из крестьян да ремесленников разорившихся, от тяжелой жизни в леса ушедших.
Кинув хозяину монетку, Афанасий пошел на выход, закинув за плечо мешок с шахскими сокровищами.
Португалец уже суетился у коновязи, поправляя подпругу, ослабляя уздечку и расчесывая пятерней гриву скакуна. Было видно, что коней он любит и умеет с ними обращаться. Понимал это и конь, благодарно фыркая и пытаясь положить изящную голову на плечо Мигелю так настойчиво, что сердце Афанасия даже кольнула иголочка ревности.
Грубовато оттолкнув португальца, он взобрался в седло. Приторочил к седлу мешок и ударил коня пятками по бокам, разворачивая в знакомую уже кишку улицы. Конь недовольно всхрапнул, но послушался. Мигель накинул капюшон, уцепился за стремя и пошел рядом, делая широченные шаги. Афанасий, глядя сверху вниз, подумал было настегнуть скакуна, чтоб заставить нового друга пробежаться, но устыдился. Перекрестившись, одними губами попросил у Бога прощения за греховные мысли.
— Поосторожнее с этим надо быть, — подал голос португалец.
— С чем это? — не понял Афанасий.
— Со знамением крестным.
— Это с чего бы?
— Тут места злые насчет веры. Османское влияние все сильнее, а они наши походы крестовые хорошо запомнили да зло затаили, — пояснил Мигель.
— То ваше зло было. Не наше, — ответил Афанасий. — Если разобраться, Русь от ваших крестовых походов тоже пострадала. Кто, как не Григорий Девятый, призывал к походу на Новгород? Кто Изборск и Тесов жег? Не крестоносцы?
— То дело прошлое, двести лет минуло, — ответил португалец. — А местные не станут разбираться, как ты крестишься — справа налево или слева направо. Поднимут на копья или закидают камнями.
— Прям так и закидают? — удивился Афанасий.
— Ну, в Баке вряд ли. Тут народ из разных земель бывает, попривыкли. А вот когда до Мазандерана[43] доберемся, там лучше поостеречься. А то и вообще мусульманином прикинуться.
— Чтоб я иную веру принял?! От православия отрекся?! — вскипел Афанасий. — Да ты в своем ли уме?!
— Не надо другую веру принимать, — Мигель понизил голос, чтоб не привлекать внимание прохожих,
