– Может, это как-то связано с часами?
Значит, речь шла о деле Итон-Лэмберта. С минуту Сорвин с отсутствующим видом молча смотрел на Фетр, а затем словно опомнился.
– Ну, пойдем. Пора домой.
– И что вы собираетесь делать? – удивленно спросила она.
– Я собираюсь домой, – ответил Сорвин, вставая.
– Но что вы думаете об этой ссоре с Блумом?
– Я думаю, что мы еще очень мало знаем, – улыбнулся он.
Они вышли в общую комнату, где только что появился Орам.
– На улице собачий холод, – мрачно заметил он, снимая куртку. Его стол стоял рядом с наряженной елкой, и кто-то, вырезав из газеты его физиономию, наклеил ее на голову феи.
– Развлекайтесь, констебль, – бодро поприветствовал его Сорвин. Орам ухмыльнулся и хрюкнул.
В приемной Джексон беседовал с какой-то молодой женщиной, которая жаловалась на соседскую собаку.
– …Я уверена, это она загрызла одну из моих кошек. А месяц назад набросилась на моего мужа и пыталась откусить его…
Но дверь за ними закрылась, и они так и не узнали о последствиях этого членовредительства.
На улице оба остановились, внезапно ощутив неловкость. Сорвин напряженно улыбнулся.
– Может, зайдем куда-нибудь выпить?.. – спросила Фетр.
Рот у Сорвина открылся, но из него вылетел лишь сконфуженно-гортанный звук.
– А-а… Не сегодня, – продолжил он. – Дела.
Фетр попыталась скрыть свое разочарование:
– Ничего.
Не слишком ли радостно прозвучал ее голос?
Сорвин кивнул, и каждый из них двинулся к своей машине. Проезжая мимо полицейского участка, Фетр попыталась выкинуть из головы мысли о Сорвине. Однако сколько она ни старалась, ей не удавалось отделаться от мыслей о Беверли Уортон.
– Сэр?
Старший суперинтендант Мотт ел сандвич с ветчиной, и на его лице проступало выражение глубокой печали. Трудно было понять, связано ли оно с качеством поглощаемой им пищи, или его вызывал сам вид ресторана. Суперинтендант был худым, лысевшим, вечно хмурым мужчиной аскетичного вида. После того как помощник главного констебля посоветовал ему чаще общаться с младшими чинами, Мотт начал время от времени питаться в ресторане, хотя это оказалось непростым делом. Приближаться к нему никто не осмеливался, и он ощущал себя выставленным напоказ раритетом, который окружен собравшимися поглазеть на него плебеями. Сначала он заходил в обеденное время, потом в перерыв на завтрак и наконец сместился к ужину, поскольку в это время в ресторане было меньше всего посетителей.
Мотт с надеждой поднял голову и посмотрел на Беверли Уортон. К нему подходили настолько редко, что он так расцвел, словно встретил старого друга, который к тому же принес ему ключи от пещеры с золотом.
– Беверли! Садитесь, садитесь. Составьте мне компанию.
У нее при себе, как всегда, была бутылка минералки, и Мотт указал на нее остатком сандвича.
– А вы когда-нибудь что-нибудь едите?
Беверли скромно улыбнулась. В участке были хорошо осведомлены насчет ее гастрономических пристрастий.
– Я не страдаю избытком аппетита.
– Надеюсь, это распространяется только на пищу, – наклонясь к ней, произнес Мотт.
Она не стала кричать, хотя ей очень хотелось это сделать. Она знала, что он проявляет к ней интерес – казалось, они все его проявляют, – но прежде он лишь украдкой поглядывал на ее ноги. Беверли нежно улыбнулась и проигнорировала грязный намек.
– Сэр, мне нужен ваш совет.
Мотт откусил кусок от своего сандвича и окинул взглядом ресторан.
– Все мы подневольные, инспектор, – не глядя на Беверли, заметил он, понизив голос. – Посмотрите хотя бы на меня: я прихожу сюда каждый день и сижу здесь, хотя мне это отвратительно. И тем не менее я это делаю. А знаете почему?
Беверли покачала головой.
– Потому что мне так посоветовали. Заметьте, инспектор – не
Беверли терпеливо слушала, пока еще не догадываясь, куда он клонит.
– И вот теперь вы хотите, чтобы я дал вам совет, – со свирепым блеском в глазах произнес Мотт. – Берегитесь советов, инспектор. – И он плотоядно улыбнулся.
Беверли оставалось только гадать, что он имеет в виду. Впрочем, это не имело значения…
– Мне недавно звонил Эндрю Сорвин, – сказала она. – Вы помните его? Он работал здесь лет восемь-девять тому назад.
– Такой серьезный и целеустремленный? Который был в вас влюблен?
– Да.
– Ну и что?
– Он теперь инспектор в Херефордшире. Брови Мотта поползли вверх к лысине.
– Уже? Неплохо. Высоко взлетел. Когда-то вы тоже стремительно поднимались по служебной лестнице, – многозначительно добавил он.
Но и эту колкость Беверли пропустила мимо ушей.
– Он рассказал мне о деле, которым сейчас занимается, – там кто-то сгорел в машине, – так вот, осматривая имущество погибшего, он наткнулся на это. – И она протянула Мотту снимок часов. – Они полностью соответствуют тем, которые фигурируют в списке украденего по делу Итон-Лэмберта, – добавила она, не дожидаясь вопроса.
– Ну и что? – осведомился Мотт. – Краденые вещи всегда со временем всплывают.
– Да, но вместе с часами была обнаружена фотография Флемингов – жертв из того дела.
Это заставило Мотта задуматься. Он посмотрел на Беверли, и она заметила в его взгляде нечто такое, что ей не понравилось.
– Ну и что вы хотите мне сказать?
– Не знаю. Просто я подумала, что это странно…
– Странно? Это более чем странно, инспектор. Как зовут погибшего?
– Уильям Мойниган. Никак не был связан с делом Итон-Лэмберта.
Взгляд Мотта стал ледяным.
– Хорошо бы, чтобы подобная связь не вскрылась и в дальнейшем, – тихим зловещим тоном произнес Мотт.
Он снова бросил взгляд на фотографию, пытаясь представить себе все осложнения, которые она могла с собой принести.
– Но обвинение было обосновано, сэр, – поспешила заметить Беверли.
Мотт поджал губы.
– И тем не менее ходили разные слухи, не так ли? Их дочь, адвокат, считала, что мы ошибаемся.
– От нее всегда одни неприятности. Славится своими левыми взглядами и борьбой с полицией.
Мотт помолчал, не отводя взгляда от снимка.
– Вы утверждаете, что обвинение было обосновано. – Он снова посмотрел на Беверли. – А лично вы не внесли свою скромную лепту в его обоснование?
Следущая секунда изобиловала таким количеством догадок, что Беверли показалось, будто прошел
