Я снова падаю ниц перед Идзанами.
— Что ж, подойди сюда.
Идзанами встает и первой приближается к карте. Чаша с черной водой, приготовленная слугой, одиноко стоит на полу.
— Ну, Намима, кропи карту водой и решай, кому сегодня умереть от удушения.
Идзанами протягивает мне чашу. В ней смерть тысяч людей, результат ссоры Идзанаги и Идзанами. В ней обида на мужчину, пытающегося убежать от грязи смерти. Я пытаюсь окропить водой карту, но у меня никак не получается. Стоит мне представить, что один взмах моей руки лишит жизни тысячу человек, как руки опускаются. До чего же я малодушная!
Я решительно выпиваю содержимое чаши. Но так как я всего лишь дух, то и тут меня ждет неудача: вода на пол льется через мой рот, окрасив тело в черный цвет. Мне вспоминаются слова госпожи Микура: «Ты можешь осквернить ее!», и мои босые ноги в грязных разводах от собственных слез. Я не надеялась, что смогу умереть. Почему? Да по тому, что один раз я уже умерла. Как же мне быть? Как избавиться от страданий?
— Похоже, у тебя ничего не получится, Намима, — доносится голос Идзанами. Я очнулась лежащей на полу. Рядом со мной стоит Идзанами.
— Пожалуйста, извините.
— Судьба людей не волнует только богов. А ты человек, потому и струсила. Боги и люди разные. И страдания у нас с тобой разные.
— А какие они, ваши страдания? — заносчиво интересуюсь я.
— Быть богиней, — отчеканивает Идзанами и отдает приказание слугам снова наполнить чашу водой. Затем без лишних колебаний кропит ею карту. И это несмотря на то, что Идзанаги уже нет в мире живых.
Я смотрю вниз, на свое тело, испачканное черной водой. Интересно, какие такие страдания приносит «быть богиней»? Лишать жизни людей, обладая женским сердцем? Или же быть богиней, лишая жизни людей, но при этом быть женщиной, которая рожает детей? «И в самом деле, мои страдания, страдания человека, не идут ни в какое сравнение со страданиями Идзанами», — я подавлена, чувствую глубокое раскаяние от того, что разбередила себе душу.
Я разбита. Духи не болеют, но мне хочется стать как Махито: забыть все плохое и просто витать в воздухе. Я перестала появляться у Идзанами, перестала встречаться с Махито, стала в одиночестве бродить во тьме по царству мертвых, моля о том, чтобы можно было раствориться в этой темноте.
Однажды, когда я, как обычно, брела по темному туннелю, мне показалось, что прохладный ветерок коснулся моей щеки, и я обернулась. В царстве мертвых ветер не дует. Движения воздушных потоков здесь не бывает, мутный воздух застаивается, накапливается и лишь легонько колышется туда-сюда, туда-сюда. Я была озадачена, почувствовав прикосновение ветра.
— Намима! — послышался хорошо знакомый голос Хиэда-но-Арэ.
— Госпожа Арэ! Когда вы вернулись?
Тяжело дыша, ко мне приближалась Хиэда-но-Арэ.
— Намима, как поживаешь? А я вот только вернулась. Меня раздавил прохожий, когда я путешествовала по Ямато. Вот такая она, жизнь муравья, недолговечная! А кроме того, я узнала, что после моей смерти стало считаться, что я была не женщиной, а мужчиной.
Видимо, Хиэда-но-Арэ была счастлива, что, умерев, опять смогла заняться своим любимым делом: рассказывать. Была она бодра и весела.
— Намима, видела я тут в подземном дворце незнакомого мужчину, уж не твой ли это муж? Ну, прямо как в истории про Умисати-бико, юношу, удачливого в море, и Ямасати-бико, юношу, удачливого в горах. Помнишь песню Хоори?
Она принялась петь песню. Я опустила взгляд. Хотя я и понимала, что это было не очень-то вежливо, но когда речь заходила о Махито, я сразу мрачнела.
Арэ будто неожиданно вспомнила о чем-то.
— Ой, тут дело такое серьезное. Побегу, доложу госпоже Идзанами.
— А что случилось? — спросила я, и Хиэда-но-Арэ поведала мне удивительную историю.
— У валуна, что загораживает проход Ёмоцухира, собрались гребцы и пытаются сдвинуть камень с места. Хотят отодвинуть его так, чтобы образовался проход хотя бы для одного человека. Возможно, кто-то собирается зайти внутрь.
Получалось, что люди пытаются отодвинуть валун, которым Идзанаги отгородил мир живых от мира мертвых. Как же они собираются подвинуть валун, что и тысяче людей не под силу подвинуть? Я удивленно спросила:
— Говорят, что для людей этот подземный дворец выглядит просто огромной могилой.
— И все-таки кто-то явно собирается зайти внутрь. Человек — существо любопытное. Кто бы это мог быть? — довольным голосом произнесла Хиэда-но-Арэ. — Говорят, что до настоящего времени только одно существо побывало в Ёми-но-куни — Идзанаги. Но Идзанаги был богом. Люди же боятся огромного подземного кладбища и никогда не приближаются к нему, считая, что это только к лучшему, когда вход в него загорожен валуном.
Вдалеке подрагивал маленький источник света. Он приближался. Похоже, живой человек зашел туда, куда вход ему был заказан. Для него Идзанами и я будем выглядеть лишь слабыми сияниями, слабее, чем сияние светлячка, а другие духи, растворившись в темноте, и вовсе будут не видны. Возможно, однако, что человеку станет трудно дышать в этой густой тьме, плотно набитой духами умерших.
Тревога охватила меня, когда я представила, какой гнев обрушится на голову наглеца, посмевшего вторгнуться во владения Идзанами. Может быть, она запрет его здесь, обрушив на него потолок. Интересно, кто этот храбрец-нарушитель?
Вдалеке послышался мужской голос.
— Идзанами, если ты здесь, ответь мне. Это Идзанаги.
Не может быть! Значит, это не человек, а Идзанаги, который вроде бы был мертв, пожаловал снова. Идзанами отшатнулась назад, будто ее кто-то толкнул.
— Идзанами, где ты?
— Я здесь.
Голос у нее слегка дрожал, что было и не удивительно. К ней пришел тот, с кем она рассталась у прохода Ёмоцухира почти тысячу лет назад, с кем обменялась гневными обещаниями. И сейчас этим двоим предстояло встретиться.
Внезапно все пространство дворца заполнилось теплым сиянием. Свет исходил от толстого факела. Обычно подземный дворец был лишь тускло освещен бледно мерцающими душами умерших. Мужчина, держащий в руке факел, выглядел на удивление молодо. Был он по-юношески тонок. Вместо прически- мидзура его длинные волосы были собраны в хвост, перетянутый кожаной веревкой. Он был одет в короткое белое кимоно, на правой руке — браслет из раковины стомбуса. За пояс заткнут длинный меч, но пахло от него морем, как от рыбаков с моего острова.
— Идзанами, это я, Идзанаги.
— Выглядишь ты иначе, — дрожащим голосом промолвила Идзанами. — Тот Идзанаги, которого я знала, был и годами постарше, да и телосложением покрепче. И все же произнесу я: «Поистине, прекрасный мужчина!»
Молодой мужчина, назвавшийся Идзанаги, улыбнулся. Внезапно я заметила, что у него нет левой руки.
— Не покажешься ли и ты мне, Идзанами? — печально спросил молодой человек.
— Ты что же, не видишь меня? — удивленно спросила Идзанами.
— Не вижу.
— А может, ты и не Идзанаги вовсе?
На ее подозрение молодой человек ответил:
— Я переродился и стал простым смертным. Пройдет время, я умру и, возможно, окажусь здесь, в Ёми-но-куни. Я сам отказался от жизни бога.
