— Ты в чем-то права, но я чувствую, что должен вспомнить, что это важно, от этого зависит…
— Чья-то жизнь, судьба?
— Возможно…
— Может быть, твоя?
Последние слова она произнесла как-то совсем иначе, чем предыдущие, новым, более уверенным, настойчивым тоном.
— Не знаю, — ответствовал он, — может быть… быть может…
Солнечные блики играли, бегали, искрились, задорно и весело плясали по водному простору, придавая зелени дерев, облакам и даже самому небу какую-то изысканную, вычурную барочную нарядность и торжественность. Вода источала туманную нежность, манила своей прозрачностью, обещала смыть пыль забот и освежить чувства… Ветерок возбуждал и… развевал её волосы, длинные, пушистые, ароматные, они ласкали его шею, но он не видел даже какого они цвета — какая-то сила — жесткая, властная, неодолимая — заставляла смотреть лишь перед собой, запрещая поворачивать голову в сторону собеседницы.
— Обними меня… Пожалуйста!
— …
Кисть его руки робко и неуверенно, после недолгого колебания, легла на её талию. И тут же снова встрепенулась память, откуда-то из юности приплыло ощущение «дежа вю» — та же хрупкость, тонкость, незащищенность…
Она была вожатой, не слишком красивой, но доброй и понимающей, с хорошей фигурой. Он — четырнадцатилетним подростком, с пушком и прыщами на лице, на которого, увы, не положила глаз ни одна девушка. И это не укрылось от вожатой — к сожалению, спустя годы её имя он забыл твердо и навсегда — и тогда она пригласила его на танец. Его и только его! Никогда раньше ни одна девушка, ни одна женщина, в общем, ни одна особа женского пола не приглашала его танцевать. Но зато сколько отказывались от его приглашений! А она заметила, проявила чуткость, пожалела… Взрослая женщина, едва не перешагнувшая рубеж 30 лет, уже не девственница, и в его, еще детских руках!!! Неудивительно, что тело впитывало и её запах, и каждое движение, каждую интонацию её дыхания… Но больше всего повезло его ладоням, скорее даже пальцам — они не лежали, нет, а бродили, перемещались по спине партнерши, щупая, изучали, исследуя, осязали, а открывшееся передавали по нервным волокнам-проводам в мозг — как оказалось, на вечное хранение.
И вот теперь тактильные образы встретились, опознали друг друга — тот, из пионерского лагеря, и этот, актуальный, нынешний, — признали друг в дружке «братьев-близнецов» и слились в едином чувстве восхищения. Наверное, так же радуются при встрече закадычные друзья, бывшие в многолетней разлуке… И так же, как и десять лет назад, его рука не просто покоилась на изгибе девичьего тела, а скользила своими пальчиками вверх-вниз, влево-вправо, скользила и гладила, скользила и стремилась постичь, понять, запомнить…
— Нравится? — спросила девушка.
— Да, очень! — откровенно ответил юноша.
— Что ты чувствуешь? Расскажи, мне интересно знать…
— Разве это можно выразить словами, описать неописуемое, поведать неведанное…
— И все же… я прошу…
— Твое тело божественно, восхитительно, просто бесподобно!
— А конкретнее, твои ощущения — какие они? — продолжала допытываться девушка.
— Твоя талия — гармония хрупкости и упругости, сплошная утонченная прочность, влекущая теплая нежность, соблазнительная нега, сладчайшая амброзия для рук… Но главное… главное…
— Что главное? Ты меня интригуешь?
— Главное в том, что она иная, не такая, как у нас, мужчин, и потому я завидую тебе — тому, что твоя красота всегда при тебе, всегда с тобой…
— Хочешь меня поцеловать?! — скорее предложила, нежели спросила девушка.
— Разве можно этого не хотеть?!!
— А может, ты предпочтешь сначала обнять мою сестру, а потом выберешь из нас лучшую и поцелуешь именно её?
— Какую сестру? О чем это ты?
— Она справа от тебя, и ей тоже нужно тепло твоих рук. Обними её, прошу, это важно!
Действительно, справа оказалась еще одна девушка, как и первая, появившаяся из ниоткуда, из туманного марева, из дымки, ненадолго выползшей из пруда. Вторая девушка молчала и, кажется, совсем не собиралась говорить. Просто ждала.
— Пожалуйста, обними сестру точно так же, как и меня, но меня не отпускай! — настойчиво приказывала первая девушка.
— Зачем?
— Так надо, скоро поймешь!
— Ну, раз ты просишь…
Теперь обе его руки лежали на восхитительных талиях сестер и уже не просто исследовали и получали удовольствие, но…
— Что теперь, милый? Как тебе с этим… новым… чувством?
— Я… теряюсь…
— Что-что? Отчего же… теряешься? Разве удовольствие не удвоилось, разве его не стало больше?
— Стало как-то не так…
— Говори, дорогой, продолжай… ЧТО не так?
— Оно уплывает… улетучивается… испаряется… уходит…
— Оно — это УДОВОЛЬСТВИЕ?
— Да, и я не могу его удержать, я его теряю… БЕЗВОЗВРАТНО…
— Почему ТАК?
— Не знаю… не знаю…
— Может, беда в том, что ты не можешь сосредоточиться на чем-то одном, на одной из нас?
— И начинаю сравнивать, чье тело лучше, приятнее, а сравнение уничтожает чувство… Понимаешь, рефлексия, размышление, анализ убивает ощущение счастья, вырывает чувства из рук… в буквальном смысле…
— Понимаю, родной мой…
— Но зачем, зачем ты это сделала?
— Потом поймешь. Лучше посмотри-ка на воду. ЧТО изменилось?
И в самом деле, солнечный светлый день стал тускнеть: по краю глади водоема показались серые тучки — предвестники ненастья…
— Облака стали темнее, — послушно отвечал на поставленный вопрос юноша. — Они чернеют прямо на глазах. Кажется, скоро пойдет дождь… и сильный.
— И гроза будет, и молния тоже будет непременно. Боязно, любимый мой?
— Да нет, совсем не страшно, ни капельки. Я люблю и дождь, и грозу — в буре лишь крепче руки и парус…
— Парус?
— А что?
— Нет, ничего, продолжай, ты ведь не договорил, Солнце мое…
— Я хотел только сказать, что в грозу легче дышится, природа обновляется…
— Твоя жизнь тоже скоро обновится и очень сильно!!! — эти слова были произнесены так уверенно, так четко и твердо, будто бы девушка только и выжидала момент, чтобы огорошить его этой новостью.
— Как именно… обновится? — спросил он заискивающе.
— Я же сказала: сильно! А конкретнее: ты сможешь увидеть настоящее небо, настоящие облака и деревья, а не их жалкие копии на воде! — выговорила она тоном, не допускающим никаких сомнений.
