мужчины.
Она попыталась отвести от них взгляд, но продолжала смотреть, не понимая, почему на душе так тревожно. Потом Рамзес обнял женщину и крепко прижал ее к себе. Женщина опустила глаза, и вдруг на щеках ее засверкали слезы. Рамзес поцеловал эту женщину, а она прильнула к нему и возвратила поцелуй.
Как больно это видеть! Словно острый нож полоснул по лицу. Дрожа, Клеопатра отвернулась и уставилась в темноту перед собой.
Она чуть не закричала от боли. Но почему? Ненависть к этой женщине захлестнула ее, сжигая грудь. «Дай Антонию эликсир!»
Вдруг гигантский театр погрузился во тьму. Перед залом возник какой-то мужчина; зрители разразились аплодисментами, перерастающими в назойливый шум. Впечатляюще, как все в этом новом времени, но очень странно.
Мужчина поклонился, поднял руки вверх, потом повернулся лицом к музыкантам, которые наконец-то успокоились и сидели тихо. По его сигналу они заиграли; звук рос, становился все громче, полнее и прекраснее.
Эти звуки, казалось, растрогали Клеопатру. Она почувствовала, как ладонь Алекса легла на ее руку. Звуки окружили ее, унося с собой боль.
– Новые времена, – прошептала она. Неужели она тоже плачет? Она не хотела никого ненавидеть! Она не хотела этой боли! И снова в ее памяти возникла тьма, а во тьме – Рамзес. Может, это была гробница? Она почувствовала, как в ее рот вливается эликсир. И вдруг он в ужасе отшатнулся от нее. Рамзес! Неужели она на самом деле жалеет, что он сделал это? Неужели она на самом деле проклинает его?
Она жива!
Эллиот выглянул из-за занавески в освещенное фойе, чтобы при свете прочитать записку.
– Она лежала у портье в отеле, сэр, – сказал мальчик, ожидавший монетку, которую Эллиот вытащил из кармана и держал в руке.
«Отец, увидимся в опере или на балу. Извини за таинственность, но я познакомился с совершенно потрясающей женщиной. Алекс».
Эллиот пришел в ярость. Что ж, так оно и есть. Он вернулся в темный зрительный зал.
Рамзес не думал, что этот спектакль доставит ему удовольствие. Он все еще злился на Эллиота за то, что тот притащил их сюда. И вправду, опера была бы нелепой, не будь она так прекрасна. Толстые «египтяне» где-то внизу пели по-итальянски на фоне нарисованных храмов и статуй, которые казались каким-то жалким гротеском. Но сама музыка покоряла, хотя страдания Джулии, похоже, только усилились. Под прикрытием темноты Джулия прильнула к его плечу. Несущиеся со сцены дивные голоса тронули ее сердце. Эти часы не стали агонией, которую Рамзес представлял в своем воображении; напротив, в его душе затеплилась трусливая надежда, что Клеопатра, скорее всего, уехала из Каира, затерялась в огромном современном мире и теперь не надо искать ее. Эта мысль и радовала его, и ужасала. Пройдут дни и месяцы – и во что выльется ее бесконечное одиночество? На кого обратит она свой гнев?
Клеопатра подняла волшебный оперный бинокль. Посмотрела на Рамзеса и Джулию, поразившись отчетливости изображения. Женщина плакала, в этом не было никаких сомнений. Ее темные глаза были прикованы к сцене, где уродливый коротышка пел прекрасную арию «Божественная Аида». У него был сильный голос, а мелодия была так прекрасна, что сердце могло разорваться от печали.
Она хотела уже опустить бинокль, как вдруг Джулия Стратфорд прошептала что-то своему спутнику. Они оба встали, Джулия Стратфорд скрылась за портьерой, и Рамзес вышел за ней следом.
Клеопатра коснулась руки Алекса.
– Оставайся здесь, – прошептала она ему на ухо.
Кажется, он ничего не заподозрил. Он даже не попытался остановить ее. Клеопатра поспешно прошла через театральную ложу и скользнула в просторный зал второго этажа.
Он был почти пуст. Слуги за высоким длинным прилавком наливали напитки нескольким старичкам, которые выглядели довольно жалко в своих черно-белых мундирах. Один из них раздраженно оттягивал жесткий воротничок.
За дальним столиком, у большого полукруглого окна, завешенного расшитой портьерой, сидели Джулия Стратфорд и Рамзес. Они разговаривали так тихо, что ничего не было слышно. Клеопатра подошла ближе, спряталась за растущими из кадушек высокими деревьями и приложила к глазам театральный бинокль: их лица приблизились, но слов, разумеется, разобрать она не могла.
Джулия Стратфорд покачала головой, отказываясь от чего-то. Рамзес взял ее за руку, не давая уйти. О чем он говорит с такой страстью? Как он умоляет ее. Клеопатре знакома эта настойчивость, эта убежденность. Но Джулия Стратфорд не слабее ее.
Вдруг Джулия вскочила, сжала в руке маленькую сумочку и направилась к выходу. Рамзес в отчаянии схватился за голову.
Клеопатра тихонько пошла следом за Джулией Стратфорд, прижимаясь к стене, молясь про себя, чтобы Рамзес не посмотрел в ее сторону.
Джулия скрылась за деревянной дверью:
ДАМСКАЯ КОМНАТА.
Клеопатра смутилась, не зная, что делать дальше. Вдруг раздался какой-то голос. Это был молодой слуга:
– Ищете дамскую комнату, мисс? Она здесь.
– Благодарю вас. – Клеопатра направилась в ту сторону. Очевидно, это какое-то общественное помещение.
Слава богу, здесь никого нет. Джулия села на самый крайний, обитый бархатом стул возле длинного стола и минуту сидела бездумно, закрыв ладонью глаза.
По улицам бродит чудовище, или тварь – называй как хочешь, а они сидят тут взаперти и тупо слушают музыку, как будто не было этих ужасных убийств, как будто они больше никогда не повторятся.
Но хуже всего то, что Рамзес сам напросился на ссору: держал за руку, говорил, что боится потерять.
А Джулия в ответ выкрикнула.
– Лучше бы я никогда не видела тебя! Лучше бы Генри довел свое дело до конца!
Неужели она так сказала? Он больно сдавил ей запястье – и сейчас еще было больно. Джулия сидела в тишине и лила молчаливые слезы. Ее обиженный шепот отдавался эхом в холодной комнате.
– Джулия, – сказал Рамзес, – я сделал ужасную вещь, да, я знаю. Но сейчас я говорю о нас с тобой. Ты жива, ты красива, здорова, у тебя прекрасная душа…
– Нет, не говори больше ничего…
– Прими эликсир и останься со мною навеки.
Она не выдержала, вскочила и убежала. И теперь рыдала одна в этой комнате. Она пыталась успокоиться, подумать, но у нее ничего не получалось. Она говорила себе, что должна пересмотреть всю свою жизнь, продумать будущее. Что должна забыть эту мрачную историю и посвятить себя родным и близким. Должна расстаться с загадочным человеком, который вошел в ее жизнь… Но это было просто невыносимо.
Когда дверь дамской комнаты приоткрылась, Джулия опустила голову и закрыла лицо носовым платком, стараясь дышать ровно и успокоиться.
Ужасно, если кто-то ее заметит. Ей хотелось сбежать обратно в отель и побыть одной. Но почему вошедшая сюда женщина села так близко от нее, почему опустилась на соседний стул? Джулия отвернулась. Надо взять себя в руки. Как-то пережить эту ночь ради Эллиота, хотя ей уже казалось, что он тоже не понимает, что делает. Джулия отняла от лица платок – жалкий комочек кружевного полотна, мокрый от слез, – и вытерла глаза.
Случайно взгляд ее упал на зеркало. Неужели она сходит с ума? Сидевшая рядом женщина пристально смотрела на нее огромными голубыми глазами. Женщина была всего в нескольких дюймах от нее – очень странная, с длинными волнистыми волосами, черной гривой спадавшими на плечи и закрывавшими
