старое износилось…
– Это было шифрованное письмо! – высокомерно ответил Мюнхаузен.
Но наш юный председатель выразил общее мнение кают-компании:
– Шифрованное письмо к маме? Ну, кто в это поверит?..
Карл Фридрих Иероним не сдавался. С большим достоинством он пригласил нас следовать за ним в городскую ратушу. Ведь это бывший фамильный замок Мюнхаузенов, где он и родился. Там имеется музейная комната, где хранятся его личные вещи. Он обещал показать нам турецкую саблю и почтовую марку с изображением памятника на площади. Но мы не пожелали рассматривать марку, когда перед нами был оригинал.
А барон сел на ступени у входа в свой бывший фамильный замок и предался воспоминаниям:
– Как сейчас вспоминаю, меня на руках носил весь Боденвёрдер, все тысяча сто жителей!.. Вернувшись из России, я был нарасхват. И за пуншем рассказывал массу правдивейших историй, которые, как вы знаете, вошли, как минимум, в двенадцать романов!.. Вот, например, мой, рассказ «Конь на колокольне»… До сих пор им зачитываются историки литературы и ученики младших классов…
Его излияния прервал бой старинных курантов. И снова над площадью прозвучала мелодия старинного гавота.
Капитан корвета «Коршун» посмотрел на предрассветное небо и с присущей ему убедительностью произнес:
– Нам пора спешить с возвращением в Москву, друзья-капитаны. Ночь на исходе, и если мы сейчас же не тронемся в путь, то не успеем побывать у памятника литературным героям, воздвигнутого на Миусской площади возле районного Дворца пионеров.
Мы с большим вниманием выслушали героя книги Константина Станюковича «Вокруг света на «Коршуне» – достойнейшего Василия Федоровича.
Наш юный председатель постучал председательским молотком по каменной чаше фонтана, ввиду отсутствия на площади чего-либо другого, хоть сколь-нибудь схожего с круглым столом заседаний нашего клуба. Затем любезный Дик взволнованно произнес:
– Как мы перенесемся на Миусскую площадь?.. Кони чертовски устали на трудном переходе из Оша в Боденвёрдер. Да и давно пора возвращать почтовый дилижанс мистеру Пиквику, эсквайру. Безвыходное положение.
Но любимец Тараскона уже открывал свой видавший всевозможные виды саквояж.
– Вам чертовски повезло, медам и месье, примерно сто лет назад, в день первой встречи с Тартареном на книжных полках… Для меня безвыходных положений не было, нет и не будет!..
И он достал из саквояжа книгу Жюля Верна «Пять недель на воздушном шаре».
Пока капитан Немо листал страницы книги в поисках главы одиннадцатой, где, если я не ошибаюсь, описывается старт воздушного шара с берега острова Занзибар, я быстро занес на страницы вахтенного журнала некоторые ценные сведения, удержавшиеся в моей памяти. Это был первый роман Жюля Верна, который принес ему сразу большую известность. Роман был закончен в тысяча восемьсот шестьдесят третьем году, когда автору исполнилось тридцать пять лет. С тех пор он ежегодно выпускал в свет роман за романом. «У меня потребность работы, – говорил он. – Работа – это моя жизненная функция. Когда я не работаю, то не ощущаю в себе никакой жизни».
У писателя постепенно слабело зрение, наконец, он ослеп. Но продолжал писать… Его внучки читали ему вслух письма, газеты и книги. Великий творец научно-фантастических романов скончался в тысяча девятьсот пятом году, оставив человечеству в наследство свыше ста томов своих замечательных книг.
Мои размышления были прерваны восторженными возгласами Тартарена. Была найдена необходимая нам одиннадцатая глава, а точнее, сто третья страница, где на островке Кумбенн восточный ветер слегка покачивал воздушный шар. Его удерживали обыкновенные мешки с землей. Надо ли говорить, с какой поспешностью мы отправились на эту сто третью страницу и быстро забрались в корзину «Виктории» (это название было присвоено шару и в точном переводе означает – «Победа»).
Мы приготовились отвязать мешки с балластом, но нам помешал это сделать Самуэль Фергюссон, главный герой первого романа Жюля Верна, изобретатель шара и командор перелета над дебрями Африки. Как утверждал высокочтимый Жюль Верн: «Это был мужчина лет сорока, среднего роста и обыкновенного сложения. Лицо у него было бесстрастное, с правильными чертами, румяное… Крупный нос, напоминавший нос корабля, – какой должен быть у человека, рожденного делать открытия…» Достоуважаемый доктор сразу узнал Робинзона Крузо, который был любимым героем как его лично, так и самого Жюля Верна, а затем познакомился и с другими знаменитыми капитанами. Узнав о нашем затруднительном положении, он выразил горячее желание нам помочь, но при одном условии – к шести утра его шар к моменту старта должен быть на месте.
По команде столь опытного воздухоплавателя мы отвязали мешки с землей, и «Виктория» унеслась за облака. А далее наш командор привел в действие свой аппарат, регулирующий высоту полета. Мы спускались и поднимались несколько раз, пока доктор нашел добрый попутный ветер, державший курс на Москву…
Бросив якорь на Миусской площади примерно за час до рассвета, мы вместе с мистером Фергюссоном подошли к памятнику замечательному советскому писателю Александру Фадееву.
Он застыл в бронзе без шапки, в коротком пальто, с книгой в правой руке.
У подножия лежали цветы, много цветов. Но, казалось, Фадеев не замечал их. Его взор был устремлен куда-то далеко… в Будущее!.. Может быть, он думал о ребятах, все новых поколениях ребят, посещающих дворцы пионеров?.. А быть может, он мысленно перелистывал страницы своих книг?.. Ведь перед памятником, справа и слева, застыли две скульптурные группы.
Артур Грэй пояснил нам, что справа увековечены герои романа «Разгром», из эпохи гражданской войны в Приморье… Спокойно и уверенно глядит вперед командир красного отряда Левинсон, с полевым биноклем на груди поверх кожанки, в фуражке с красной звездочкой. И конь под ним не шелохнется. А рядом бесстрашный партизан Метелица. Он поднял коня на дыбы, в правой руке держит обнаженную саблю – скорее бы ринуться в бой!..
Затем мы подошли к скульптурной группе слева… Это были пятеро комсомольцев из романа «Молодая
