– Какие гарантии вы от нас потребуете, сударь? – испытующе спросил Артур Грэй.
Непроницаемое лицо герра профессора не отразило даже тени колебания:
– Гарантии?.. О, я не потребую от вас присылки парламентеров с белым флагом, как фельдмаршал Мольтке после битвы при Седане от императора Франции Наполеона Третьего. И даже расписки кровью, как полагалось у древних тевтонов. Для меня вполне достаточно вашего капитанского слова, что вы не причините никакого вреда ни самому Шульце, ни его детищу – Штальштадту.
Капитаны переглянулись. От общего имени выступил капитан корвета «Коршун», опершись на рукоятку кортика.
– Мы принимаем ваши условия, герр профессор. Вы отдаете нам пятнадцатилетнего капитана с тем условием, что члены клуба немедленно покидают ваши владения.
– Даем капитанское слово, что не будем вмешиваться в дела фирмы Шульце. Пусть о вашей судьбе позаботится достопочтенный автор романа «Пятьсот миллионов бегумы». Если я не ошибаюсь, он сумел достоверно рассказать о результатах ваших зловещих планов, – уклончиво добавил Лемюэль Гулливер.
Шульце добродушно кивнул головой в знак полного согласия с этими словами.
– Зловещие планы иногда самые достойные, как должно быть известно вашему превосходительству – главнокомандующему флотом его величества императора Лилипутии. А воля авторов – это непреложный закон для книжных героев. Пусть даже доктор-профессор Шульце погибнет, но у него найдутся единомышленники, продолжатели и наследники во многих странах мира. Ведь литература, как и наука, – это прежде всего великий дар предвидения. Но не будем тратить время на литературные споры. Сделка состоялась, и фирма Шульце приступает к выполнению своих обязательств.
Владыка Стального города снова нажал кнопку под столом. Слабо прозвенела пружинка, и прозрачный экран мгновенно поднялся, скрывшись среди стальных плит потолка.
У всех нас было громадное искушение схватить ненавистного Шульце, но капитанское слово – это верное слово.
Хозяин Штальштадта прикоснулся рукой к одной из плит задней стенки своего кабинета. Она раздвинулась, как театральный занавес. Перед нами открылась широкая стальная лестница, ведущая вниз. Она была ярко освещена электрическим светом, проникавшим через иллюминаторы из молочного стекла.
– Итак, прошу проследовать в нашу фундаментальную библиотеку, – гостеприимно произнес доктор- профессор.
Он первым начал спускаться по лестнице, на ходу нежно погладив высокий снаряд в дубовой обшивке, стоявший на испытательном стенде.
Мы без колебаний последовали за Шульце, на всякий случай незаметно держа его на прицеле своих пистолетов.
Через минуту перед нашими взорами предстало большое книгохранилище. Все его стены были уставлены книжными полками. Они были сплошь заполнены солидными томами в кожаных переплетах с золотым тиснением на корешках. Но главное было не в этом! Яркий молочный свет, струившийся из иллюминаторов в потолке (как и в секретной лаборатории Шульце), освещал продолговатый стол, заваленный газетами и журналами на самых различных языках. А в конце стола на круглом табурете сидел наш дорогой Дик, перелистывая какой-то объемистый атлас… Услышав шорох шагов по стальным ступеням, юноша поднял голову и бросился навстречу членам кают-компании. Изумление, радость, надежда и, не будем скрывать, тревога за нас светились в его глазах.
Мы окружили нашего любимца, и он стал переходить из одних крепких капитанских объятий в другие… Непростительная беспечность со стороны старых морских волков! Ведь в эти радостные мгновения мы совершенно забыли о Шульце, о Стальном городе, а главное, о столь ценимом герром профессором тевтонском коварстве. И были за это жестоко наказаны.
Нас отрезвил уже знакомый нам легкий стук прозрачного экрана, который не могли пробить ни пули, ни холодное оружие… И тут мы услышали громкий смех хозяина концерна. Вдоволь нахохотавшись, он вытер толстые губы носовым платком с изображением гигантской пушки и торжествующим тоном произнес краткую речь. Его слова звучали как приговор, не подлежащий никакому обжалованию:
– Уважаемые господа! У вас будет масса времени для дружеских излияний, восторгов, размышлений и воспоминаний. И ни малейшей надежды на спасение! Считаю приятным долгом сообщить, что ни один читатель не сможет вас взять из этого бронированного каземата. Книжные полки также отлиты из отличной стали, марки заводов Шульце. Желаю приятно провести ближайшие годы. Я хочу, чтобы вы все хорошо поняли, в каком безвыходном положении находитесь… Ауфвидерзеен! Гуд бай! Адье! Чао!.. До свидания или, точнее, прощайте!..
Мы ответили на эту тираду градом пуль, но они отскакивали как горох от прозрачного экрана, не оставляя на нем даже малейшей царапины. Было только одно попадание – тяжелый заряд из мушкета Робинзона Крузо рикошетом сбил феску с головы любимца Тараскона, чем тот впоследствии очень гордился. Ведь все видели, что он участвовал в перестрелке и даже не моргнул глазом при свисте пуль.
Последнее, что мы увидели перед тем, как задвинулась стальная плита, скрывшая лестницу, – была удаляющаяся массивная спина владыки Стального города.
Мы заняли места на высоких табуретах вдоль библиотечного стола, понимая, что в нашем распоряжении слишком мало надежд и слишком много времени.
Только пятнадцатилетний капитан был полон безудержного оптимизма, что, впрочем, часто бывает свойственно юношам его возраста. Он призывал нас не унывать, так как им уже разработано девятнадцать планов побега из стальной библиотеки, ставшей для нас тюрьмой. Но она не должна была стать нашей братской могилой!
Артур Грэй высказал мнение, что девятнадцать планов – это, к сожалению, многовато. В таких случаях лучше один! И не только один, но единственный. Юноше пришлось со вздохом признаться, что единственного у него нет.
Никто из нас не мог придумать, как выбраться из ловушки, в которую нас завлек герр Шульце…
Положение наше казалось далеко не блестящим. Конечно, нас не могло не радовать то немаловажное обстоятельство, что вся капитанская восьмерка была в сборе.
