открыл ларец и достал оттуда все свитки, потом взглянул на небо — чистое, без единого пятнышка. С расположенной на плоской крыше вольеры для певчих птиц доносился щебет щеглов, любимцев Корелии, а из-за стен уже слышался гомон: город постепенно оживал после долгого полуденного отдыха. Трактиры и таверны наживутся сегодня на зрителях, которые явились поглядеть на жертвоприношение в честь Вулкана.
Salve lucrum!
Lucrum gaudium!
Амплиат услышал шаги посетителя, но даже не поднял взгляд.
— Итак, — сказал он, — похоже, у нас проблема.
Щеглы появились у Корелии вскоре после того, как семейство Амплиата переехало в этот дом; их подарили девочке на десятилетие. Корелия кормила их, ухаживала за ними, когда они болели, наблюдала, как они вылупляются из яиц, растут, сами выводят птенцов и умирают; и теперь, когда ей хотелось побыть одной, она шла именно в вольеру к щеглам. Она занимала половину небольшого балкона, примыкающего к комнате Корелии и выходящего во внутренний сад. Над вольерой был устроен навес для защиты от солнца.
Корелия забилась в тенистый уголок, обхватила колени руками и примостила подбородок на колени. Тут она услышала, что во двор кто-то вошел. Она, не вставая, подвинулась и выглянула из-за невысокого ограждения балкона. На круглой каменной скамье в центре сада сидел ее отец, поставив рядом деревянный ларец, и проглядывал какие-то свитки. Последний он отложил в сторону и посмотрел на небо. Поскольку он при этом повернулся как раз в ее сторону, Корелия быстро спряталась. О ней часто говорили, что она — вылитый отец. И, поскольку Амплиат был красив, Корелия привыкла этим гордиться.
Тут до нее донесся голос отца:
— Итак, похоже, у нас проблема.
Корелия еще в детстве обнаружила, что этот; внутренний двор обладает особым свойством. Казалось, будто его стены и колонны подхватывают голоса и направляют их вверх, так что даже шепот, едва слышимый там, внизу, здесь, на балконе, звучал ясно и отчетливо, словно речи, которые произносят ораторы на площади в день выборов. Конечно же, благодаря этому Корелия еще больше полюбила свое тайное убежище. Правда, большая часть того, что она слышала за время взросления, ничего для нее не значила — какие-то контракты, межи, процентные ставки. Но это было ее собственное окошко, сквозь которое можно было заглянуть в мир взрослых. Корелия никогда и никому — даже брату — не рассказывала о том, что узнавала этим способом. Но лишь несколько месяцев назад она начала разгадывать таинственный язык отцовских дел. И здесь же месяц назад она услышала, как отец заключил с Попидием сделку касательно ее будущего: процент, который будет скинут при оглашении помолвки; долг, который будет погашен после заключения брака; имущество, которое вернется к прежнему владельцу в том случае, если брак окажется бездетным; что унаследует потомок от этого брака при достижении совершеннолетия...
«Моя маленькая Венера, — так называл ее отец — Моя маленькая храбрая Диана».
...премия за девственность, засвидетельствованную хирургом Пумпонием Магонианом; плата, которая будет взыскана в том случае, если брачный контракт не будет подписан в оговоренный срок...
«Я тебе вот что скажу, Попидий, как мужчина мужчине, — шепотом сказал тогда ее отец, — возможность хорошо потрахаться дорого стоит».
«Моя маленькая Венера...»
«Похоже, у нас проблема...»
Чей-то незнакомый хриплый голос отозвался:
— Да, это верно.
— И зовут эту проблему Марк Аттилий, — сказал Амплиат.
Корелия снова подалась вперед, чтобы не упустить ни единого слова.
Африкан не хотел никаких неприятностей. Африкан — честный человек.
Аттилий согнал его вниз по лестнице, не особо прислушиваясь к невнятным протестам хозяина борделя; через каждые несколько шагов он оглядывался, дабы удостовериться, что за ними никто не следует.
— Я нахожусь здесь по делу императора. Мне нужно осмотреть комнату Экзомния. Живо!
При упоминании императора Африкан разразился новой вспышкой причитаний насчет своего доброго имени. Аттилий встряхнул его:
— Мне некогда слушать твой лепет. Отведи меня в его комнату.
— Она заперта.
— Где ключ?
— Внизу.
— Возьми его.
Когда они очутились на улице, Аттилий втолкнул Африкана в полутемную прихожую и стоял у него над душой, пока тот доставал из тайника свой ящичек с деньгами. Блудница в коротком зеленом платье вернулась на свой табурет. Оказалось, что ее зовут Змирина. Во всяком случае, именно так обратился к ней Африкан.
— Змирина, где ключ от комнаты Экзомния?
У хозяина борделя дрожали руки — настолько сильно, что когда он все-таки сумел открыть ящик и достать оттуда ключи, он их тут же уронил; женщине пришлось наклониться и подобрать их. Она выбрала из связки нужный ключ.
— Чего ты так боишься? — поинтересовался Аттилий. — И почему пытался убежать?
— Я не хочу никаких неприятностей, — повторил Африкан. Он взял ключ и прошел через соседнюю дверь в пивную.
Это было дешевое заведение: круглая каменная стойка и вырезанные в ней отверстия для кувшинов с вином. Сесть здесь было негде. Большинство клиентов поглощали выпивку снаружи, рассевшись на мостовой и прислонившись к стене. Аттилий предположил, что именно здесь завсегдатаи лупанария дожидаются своей очереди и сюда же возвращаются, чтобы освежиться и похвастаться своей крутостью. Здесь царил тот же отвратительный запах, что и в самом борделе, и Аттилий подумал, что Экзомний, очевидно, пал очень низко — должно быть, продажность привела его к полному разложению, — раз он докатился до такого.
Африкан был невысоким, подвижным и очень волосатым, словно обезьяна. Возможно, именно этому он и был обязан своим именем — сходству с африканскими обезьянками, которые время от времени показывали на форуме всякие трюки, зарабатывая монетки для своих хозяев. Африкан поспешно проскочил через забегаловку и поднялся по шаткой деревянной лестнице. На верхней площадке он вдруг остановился, склонив голову набок, и уставился на Аттилия.
— А кто ты такой?
— Открывай.
— Здесь ничего не тронуто. Честное слово!
— Не сомневаюсь в его надежности. А теперь открывай!
Сутенер повернулся к двери, держа ключ наготове, — и у него вырвался возглас удивления. Он показал на замок, и Аттилий, подойдя поближе, увидел, что тот сломан. В комнате было темно; ее давно не проветривали, и в спертом воздухе витали запахи несвежего постельного белья, кожи, испортившейся еды. Тонкие полосы яркого света на противоположной стене указывали, где расположены закрытые ставни. Африкан первым вошел в комнату, обо что-то споткнувшись в темноте, и открыл ставни. В комнату хлынул поток света и осветил разбросанную одежду и перевернутую мебель. Африкан принялся ошеломленно озираться по сторонам:
— Это не я! Клянусь!
Аттилий быстро окинул комнату взглядом. Здесь было не так уж много имущества — кровать, тонкий матрас, подушка, грубое коричневое одеяло, кувшин для умывания, ночной горшок, сундук, табурет — и неведомые посетители не упустили ничего. Даже матрас и тот был изрезан; из разрезов торчали клочья
