Капитан замер на полшага впереди меня.
В комнате, на широкой двуспальной кровати со сползшим на пол одеялом, между раскиданных подушек, лежало тело. Именно тело, то есть труп – в этом не было сомнений. Совсем еще юная темноволосая девушка. Лиловые пятна проступали по всей поверхности ее нежной шеи, из чего следовал вывод, что ее задушили…
Голова убитой была обращена к нам, мертвые глаза смотрели прямо на капитана – вернее, смотрел только один глаз. А из второго…
– Ох, господи!!! – крикнула я, попятившись. Из второго торчал большой треугольный осколок красного стекла!
– Какой ужас…
Красный обломок, который убийца воткнул жертве прямо в глаз, был одним из тех осколков, что блескучей горкой лежали на прикроватной тумбочке, частично осыпавшись на пол. Посреди битого стекла высился остов настольной лампы – красно-белый плафон разбился вдребезги. Может быть, это сделал убийца!
На убитой был короткий шелковый халатик, он распахнулся, обнажая маленькую грудь; ниже халатик доходил девушке только до середины бедер, а сейчас вздернулся и еще выше, и нам с капитаном были видны крепкие стройные ноги. С одной из них свешивался шлепанец с меховой опушкой.
А рядом, на полу, на не очень чистом ковровом покрытии, лежал еще один труп. Мужчина лет сорока – сорока пяти, в одних трусах и с толстой золотой цепочкой на мускулистой шее умер от выстрела в голову – багровый кружок входного отверстия, словно смертельный поцелуй, красовался точно в середине его лба. На лице убитого не было страха, который исказил черты его подруги; если бы не кровавая печать на челе, можно было бы подумать – человек просто уснул.
У него были волнистые волосы с проблесками благородной седины и столь же посеребренная рыцарская бородка клинышком. Тот самый…
– Мертвы. Оба, – сказала Рыжая, хотя это было и так очевидно. Но я все-таки попыталась найти пульс на безжизненной руке убитой и приложила пальцы к жилке на шее у мужчины.
– Ничего здесь не трогать! – резко сказал капитан. – Оставайтесь на месте, обе!
И загрохотал вниз по лестнице. Про лифт он забыл.
– Пошел звонить в убойный отдел, – сказала женщина в шубе. – У нас есть всего несколько минут!
– Для чего? – не поняла я.
Вместо ответа она, осторожно обогнув тела убитых, сунула нос в одежный шкаф, стоявший напротив кровати. Подцепила одними ноготочками обе створки («пальчиков» оставлять все же не следовало) и окинула содержимое хватким взглядом:
– Тут только женские тряпки, – сказала она мне через плечо. – Мужских нету.
Я очнулась:
– А детских?
– Детских? – удивилась она. – Нет, детских тоже нет.
– Странно… – пробормотала я. И добавила, наткнувшись на ее вопросительнй взгляд: – Странно и то, что в этой квартире нет даже детской кроватки.
– Разве это странно? – проподняла она одну бровь. – В моей квартире, к примеру, тоже нет ни одной детской кроватки!
– Нет, тут другое…
Бог знает почему, но я вполголоса за полминуты рассказала ей о случившемся. Не забыв добавить, что этого мужчину с бородкой клинышком я видела живым всего несколько часов назад.
Может быть, моя словоохотливость объяснялась тем, что, разговаривая с Адой (так представилась мне рыжая дама в роскошной лисьей шубе), я тем самым отвлекалась от страшного зрелища на кровати. Невозможно было видеть это лицо с торчавшим из глазницы красным осколком без того, чтобы не накатила тошнота.
– Очень интересно. Очень! – сказала Ада, выслушав меня с сугубым вниманием. И, вопреки запрету капитана (я не могла не осудить ее за это), она еще раз осмотрела квартиру, обратив особое внимание на кухню и ванную. В первой она изучила содержимое посудного шкафчика, с большим интересом покрутив в руках две пары чайных чашек из китайского фарфора, расписанных райскими цветами. В ванной – убедилась, что на подзеркальной полочке лежит только одна зубная щетка, на крючке белеет опять же одно полотенце, а подставка для бритвенных принадлежностей пуста. Еще один, последний раз, она задержалась возле вешалки в коридоре: на облупившейся штанге одиноко висела новенькая голубая дубленка с опушками на рукавах и карманах – женская.
– Хм… Что же, этот гость даже без верхней одежды сюда пришел, в одних трусах? – пробормотала Ада, выворачивая чужие карманы.
– Что вы делаете?!
– Одну минуточку…
На белый свет появился плотный картонный листок.
– Ну, открытка, ну и что?! Оставьте это следователям! – сказала я в величайшем раздражении.
Красиво оформленная карточка действительно оказалась открыткой, причем двойной – по лицевой стороне на фоне пышных цветов порхали два белоснежных голубя, держа в клювах золотое обручальное кольцо. «Приглашение на свадьбу» – гласила надпись, витиевато вытесненная по верху открытки.
А на внутренней стороне приглашения, тоже в красивой витой рамке, читалось:
Стихотворный текст вверху открытки был стандартным, напечатанным типографским способом; остальную часть приглашения вывели от руки, чернильной ручкой, ровными печатными буквами.
– Положите это на место! – прошипела я, видя, что Ада, подрагивая тонко очерченными ноздрями, борется с искушением взять открытку с собой – а попросту говоря, намеревается стащить с места преступления не принадлежащую ей вещь.
– Уважаемая Зоя Яковлевна, может быть, это вовсе и не улика.
– Положите ее на место!
С явной неохотой Ада сунула открытку обратно в карман плаща.
Через минуту к нам ворвался взбудораженный милицейский капитан. Сейчас, волнуясь и азартно блестя глазами, он действительно был похож на мальчишку. Даже странно – опыта у него нет в таких делах, что ли?
– Я уже вызвал следственную группу из убойного отдела, – все еще задыхаясь от спешки, заявил он нам. – И в прокуратуру сообщил…
Мы переглянулись. Не знаю, что подумала Ада, но меня лично дурные предчувствия царапнули ржавыми граблями прямо по сердцу.
Если уж говорить об Аде, то было не похоже, что ее терзало нечто подобное. Во всяком случае, она довольно уверенно повела плечами, скидывая шубу (на руки капитану, конечно, причем она даже не оглянулась на него – чувствовала, что очарованный ею милиционер непременно постарается уловить каждое ее движение). Оставшись в длинном серебряном парчовом платье, блестевшим, как рыбья чешуя, она прошла на кухню и мирно села боком у стола, попутно взяв с телефонной тумбочки какой-то журнал.
У меня сложилось впечатление, что она немного хитрила. Не в том смысле, что скрывала от нас нечто такое, что помогло бы понять и объяснить весь этот ужас, а просто она знала или с большой степенью вероятности догадывалась, что сейчас произойдет. Во всяком случае, она и бровью не повела, когда в комнату вошел, привнеся с собой холод морозной ночи, следователь прокуратуры Алексей Федорович
