ломило.
— Простите, — крикнул с другой половины поля фенрих Вебер, — я не хотел пробить так сильно!
— Это была грязная игра! — крикнул фенрих Хохбауэр, немедленно принимая сторону своего капитана.
Фенрих Вебер, по имени Эгон, большой и широкий, как готический шкаф, пыхтя, надвигался на него. Он чувствовал себя оскорбленным, так как и у него было свое спортивное честолюбие.
— Откуда тебе знать, что такое грязная игра, — крикнул он Хохбауэру, — если ты не знаешь, что такое чистая?
Хохбауэр хотел было рвануться вперед. Потом оглянулся на капитана, все еще потиравшего висок. Однако это не помешало ему сделать то, что он считал своим долгом спортсмена.
— Вебер, — строго заявил капитан Ратсхельм, — я не потерплю никаких столкновений во время игры. Вы дисквалифицируетесь.
Вебер неуклюже направился к Редницу и Меслеру.
— Алло, спортсмены, вы слышали — я дисквалифицирован. Неплохо, а? Превосходный номер, чтобы немного отдохнуть. Возьму себе впредь на вооружение.
— Да, — отозвался фенрих Меслер, — если твоему приятелю Хохбауэру приходится выбирать между тобой и капитаном, ясно, кого он предпочтет.
— Ерунда, — великодушно заметил Вебер. — Главное, что я залепил Ратсхельму по башке весьма спортивно, приятели. А результат? Я наконец-то могу отдохнуть.
— Но все-таки, — осторожно напомнил Редниц, — Хохбауэр сказал, что ты играл грязно.
— Так оно и есть, — без стеснения согласился Вебер, — в таких ситуациях я всегда так поступаю. Но только никому из этих невежд я об этом не скажу ни слова.
Таким уж был фенрих Вебер, по имени Эгон. Нравом своим он напоминал собаку из мясной лавки — был невозмутим и обезоруживающе чистосердечен. Едва ли у него были какие-нибудь слабости. А в служебном отношении у него и вовсе не было недостатков. Он слыл дельным солдатом.
— Может, сыграем партию в медицинбол? — предложил он.
Меслер и Редниц поддержали его идею. Медицинбол давал им прекрасную возможность размяться — можно было согреться, не напрягая особенно сил. Эта игра не очень-то отличалась от веселых детских игр.
Трое фенрихов отошли в сторону от команд, играющих в итальянскую лапту. На это никто не обратил внимания. Ратсхельм был все еще в центре внимания и играл с полной отдачей. Он подавал пример и был уверен, что все ему должны следовать. Комплексом неполноценности он не страдал.
— А вы слышали новость? — поинтересовался фенрих Вебер.
— А что может быть нового, — спросил, улыбаясь, Редниц, — кроме того, что ты грязно играешь, по мнению твоего друга Хохбауэра?
— Да что там, — отмахнулся Вебер добродушно, — я же ведь знаю абсолютно точно, что ты терпеть не можешь этого Хохбауэра по каким-то там причинам.
— По достаточно веским причинам! — вставил Редниц. — И ты знаешь, что я имею в виду.
— Дружище! — сказал Вебер невозмутимо. — Я нахожусь здесь, чтобы закончить курсы, а не для того, чтобы изображать из себя слишком-то порядочного человека. Что касается меня, то здесь каждый может быть или святым или же отправиться в могилу; главное: я буду офицером. Все остальное для меня — чепуха!
Редниц лишь усмехнулся. Он поднял мяч и бросил его Меслеру. Разминка могла тем самым начаться.
— А все же, — спросил Меслер, — что же нового в Риальто?
— Поразительная штука! — заверил Вебер. Но под испытующим взглядом Редница добавил: — Насколько я в курсе дела. Однако можно сказать с абсолютной уверенностью: бабы творят что-то уму непостижимое!
— А они и всегда такие, — сказал Меслер со знанием дела. — А каких баб ты имеешь в виду?
— Да тех, что здесь, в казарме! — ответил Вебер. — Рассказывают, что они совсем нагишом разгуливают по территории.
— Скорее всего лишь в душевом помещении, — высказал свое мнение Редниц, приглушая страсти. — Где же еще?
— Не говори, — ответил Вебер. — В подвале помещения штаба — на коммутаторе, как мне кажется. Табунами. По меньшей мере трое. Если не пятеро. И они, насколько мне известно, набрасываются на кого угодно. Дальнейшую информацию об этом я еще получу. Что, приятели, рты-то пораскрывали?
— Друзья! — проговорил Меслер почти торжественно. — Это требует нашего немедленного вмешательства. Предлагаю провести совместную разведку боем сегодня же ночью.
— Продолжайте без меня, камераден! — крикнул капитан Ратсхельм фенрихам.
— Мы вполне справимся со своей задачей, — заверил его Хохбауэр. — Поскольку благодаря господину капитану победу у нас им уже не вырвать. — Несколько фенрихов кивнули утвердительно головой.
Капитан Ратсхельм набрал достаточно очков. Но другие игроки тоже имели право на успех, а он не был человеком, который не пожелал бы им этого. Кроме того, он немного устал. Он тяжело дышал и испытывал легкое покалывание в правом бедре — по-видимому, последствия тяжелых времен на передовой. Капитан отошел на заднюю линию, однако не настолько далеко, чтобы мешать фенрихам Меслеру, Веберу и Редницу, и вместе с тем достаточно близко, чтобы наблюдать за Хохбауэром.
Фенрих Хохбауэр, по мнению Ратсхельма, был сделан как раз из того материала, из которого готовят офицеров. В нем уже сейчас видна была личность с четко работающим мышлением, полная энергии и выдержки, обладающая чувством собственного достоинства и волей, умело применяющаяся к обстановке и людям. Короче — Хохбауэр был прирожденным командиром. Некоторая юношеская жесткость со временем пройдет, что же касается несколько болезненно проявляющегося иногда идеализма, то его можно направить в нужное русло.
Ратсхельм посмотрел в сторону учебных подразделений «Г» и «И». Там наблюдалась обычная картина: обер-лейтенант Веберман без устали описывал круги вокруг своего стада фенрихов, подобно овчарке; лейтенант же Дитрих выбрал такую позицию, с которой ему были бы хорошо видны действия всех его подчиненных. Оба они хотя и работали различными методами, но добивались одинакового результата: постоянно держали своих фенрихов в напряжении, но сами не принимали участия в их занятиях и не являли собой образец. Поэтому на них были надеты теплые тренировочные костюмы, тогда как Ратсхельм, будучи непосредственным участником игр, был одет легко.
Ход размышлений привел капитана Ратсхельма к выводу, что мороз, господствовавший в спортзале, был довольно-таки приличным. Ему стало холодно, и он решил дать команду совершить пробежку вокруг зала.
Он жестом подозвал командира учебного отделения и сказал ему:
— Крамер, примерно через пять минут закончить индивидуальные занятия, концовка занятий будет совместная.
— Вы слышали? — спросил фенрих Меслер своих друзей Редница и Вебера. — Через пять минут начнется идиотская скачка. Но без нас, не так ли?
Все было ясно. Бег вокруг зала — не для старых вояк.
Эта монотонная рысь, которая к тому же была довольно-таки напряженной, входила в стандартную программу занятий капитана. Это был ведущий номер офицерских цирковых лошадок: капитан Ратсхельм стоял в середине манежа, а они шли рысью по кругу. И так продолжалось не менее пятнадцати минут.
Чтобы избежать этого, по крайней мере для себя лично, фенрихи Меслер, Вебер и Редниц направились к Крамеру, командиру учебного отделения, и Меслер заявил ему как само собой разумеющееся:
— Крамер, мы займемся спортинвентарем?
— Что такое? Снова вы? — спросил Крамер недовольно. — И к тому же сразу три человека? И всегда-то вы хотите быть там, где полегче! На это, как на постоянное явление, я не согласен, к тому же это бросается уже в глаза.
— Но если это единственное, что здесь бросается в глаза, — сказал Редниц дружески, — тогда ты,
