– Вы ее отвергли?
– Да.
– И она подала на вас жалобу.
– Да. Я не знал об этом до тех пор, пока Кэтрин ее не забрала, но дознание все равно надо было провести. Меня временно исключили из штата, пока опрашивали работников и других пациентов.
– Все из-за одного письма?
– Да.
– Вы поговорили с Кэтрин?
– Нет. Она избегала меня. Я видел ее только однажды, перед самым ее уходом из Марсдена. Она принесла извинения. У нее был новый парень, и они собирались на север.
– Вы на нее не сердились?
– Я был в ярости. Эта история могла стоить мне карьеры. – Осознав, как резко это звучит, я добавляю: – Она была очень ранима.
Руиз достает блокнот и начинает что-то писать.
– Не придавайте этому такого значения.
– Я ничего этому не придаю, профессор, это просто информация. Мы оба с вами собираем сведения по крупицам до тех пор, пока из них не сложится цельная картина. – Переворачивая страницу блокнота, он нежно улыбается мне. – Удивительно, как много можно теперь узнать о человеке. Женат. Один ребенок. Не исповедует какую-либо веру. Получил образование в Чартерхаусе и Лондонском университете. Бакалаврская и магистерская степени по психологии. В тысяча девятьсот восьмидесятом году привлечен к ответственности за изображение свастики на Доме ЮАР во время демонстрации за освобождение Манделы на Трафальгар-сквер. Дважды задержан за превышение скорости на трассе М-сорок, один штраф за парковку, в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году отказано в получении сирийской визы из-за совершенного ранее визита в Израиль. Отец – известный врач. Три сестры. Одна работает в благотворительной программе помощи беженцам, проводимой ООН. Отец вашей жены покончил с собой в тысяча девятьсот девяносто четвертом году. Ваша тетя погибла при пожаре. У вас частная медицинская страховка, перерасход по счету в десять тысяч фунтов, и в воскресенье вам нужно заплатить налог на машину. – Он смотрит на меня. – Я не занимался вашими налогами, но думаю, что вы перешли к частной практике, потому что ваш домик должен стоить целое состояние.
Он подошел к сути. Весь трюк – это предупреждение. Он показывает, на что способен.
Его голос понижается:
– Если я узнаю, что вы утаили информацию, важную для следствия, я посажу вас в тюрьму. Сможете попрактиковаться, когда окажетесь в одной камере с парнем, которому нечего терять. – Руиз закрывает блокнот и засовывает его в карман. Дыша на ладони, он добавляет: – Спасибо за внимание, профессор.
14
Бобби Моран нагоняет меня в фойе. Он выглядит еще более помятым, чем обычно, на его пальто налипла грязь, из карманов торчат бумаги. Интересно, он просто не выспался или предчувствует что-то дурное?
Быстро моргая за стеклами очков, он бормочет извинения:
– Мне надо поговорить.
Я смотрю поверх его головы на настенные часы.
– У меня другой пациент…
– Пожалуйста…
Надо отказать. Нельзя позволять людям приходить просто так. Мина будет в ярости. Она прекрасно управлялась бы с делами, если бы не пациенты, пропускающие назначенное время и приходящие потом без предупреждения.
– Так каши не сваришь, – говорит она обычно, и я соглашаюсь с ней, даже не совсем понимая, что она имеет в виду.
Наверху я приглашаю Бобби сесть и наспех меняю свое утреннее расписание. Он кажется смущенным из-за всех затруднений, которые вызвал. Сегодня он другой: более приземленный, воспринимающий реальность лучше, чем обычно.
– Вы спрашивали меня, что мне снится. – Он смотрит на пятно под ногами.
– Да.
– Я думаю, со мной что-то не так. Я не могу отбросить эти мысли.
– Какие мысли?
– Во сне я причиняю людям боль.
– Как вы причиняете им боль?
Он жалобно смотрит на меня:
– Я пытаюсь не спать, я не хочу засыпать. Арки велит мне идти в кровать. Она не понимает, почему я смотрю телевизор в четыре утра, завернувшись в одеяло на диване. Это из-за снов.
– А что в них?
– В них случаются плохие вещи – но ведь это не значит, что я плохой человек. – Он ерзает на краешке кресла, его глаза бегают. – Девушка в красном платье. Она появляется в самые неожиданные моменты.
– В ваших снах?
– Да. Она смотрит на меня – сквозь меня, словно меня нет. Она смеется.
Его глаза, сверкнув, заметно расширяются и тон внезапно меняется. Ерзая в кресле, он поджимает губы и скрещивает ноги. Я слышу резкий женский голос:
– Итак, Бобби, не ври.
– Я не вру.
– Он прикасался к тебе или нет?
– Нет.
– Мистер Эрскин хочет услышать другое.
– Не заставляй меня говорить это.
– Мы не хотим терять время мистера Эрскина. Он проделал весь этот путь…
– Я знаю, зачем он приехал.
– Не говори со мной таким тоном, милый. Это невежливо.
Бобби засовывает свои большие руки в карманы и топает ногой. Он произносит тихим шепотом, прижав подбородок к груди:
– Не заставляй меня говорить это.
– Просто скажи ему, и мы пойдем обедать.
– Пожалуйста, не заставляй.
Он трясет головой, и все его тело содрогается. Поднимает глаза на меня, и я понимаю, что он вернулся в реальность.
– Вы знаете, что яички голубого кита размером с «фольксваген»-«жучок»?
– Нет, я этого не знал.
– Мне нравятся киты. Их так легко рисовать и вырезать.
– Кто такой мистер Эрскин?
– Я должен его знать?
– Вы упомянули его имя.
Он качает головой и подозрительно смотрит на меня.
– Вы с ним встречались?
– Я родился в одном мире. А теперь по пояс увяз в другом.
– Что это значит?
