Просматривая первый список, я ищу номера, начинающиеся на 0151 – код Ливерпуля. У меня нет телефона Кэтрин.
Нет, есть! Он в ее автобиографии!
Я достаю из куртки все еще сырые страницы и аккуратно раскладываю их на ковре. Сравниваю номера с телефонным счетом, пробегая звонки от 13 ноября. Мой взгляд приковывают два звонка на мобильный Кэтрин. Второй был сделан в 5.24 утра и длился более трех минут: слишком долго, если человек ошибся номером, и достаточно, чтобы назначить свидание.
Что-то не так. У Руиза есть записи звонков с мобильного Кэтрин. Он должен знать об этих разговорах.
Карточка Руиза у меня в кармане, но она почти превратилась в тряпку после моего заплыва по каналу. Сперва включается автоответчик, но до того, как я вешаю трубку, раздается грубый голос, проклинающий современные технологии и велящий мне подождать. Слышно, как он пытается отключить автоответчик.
– Инспектор Руиз… Ах, профессор вернулся. – Он видит номер Джока на дисплее. – И как дела в Ливерпуле?
– Откуда вы узнали?
– Одна птичка напела, что вы обратились за медицинской помощью. О предполагаемых нападениях положено сообщать. Как ухо?
– Слегка отморожено.
Я слышу, как он ест. Уплетает карри из микроволновки или какое-нибудь блюдо из местной забегаловки.
– Нам с вами пора еще разок поболтать. Я даже пошлю за вами машину.
– Я воспользуюсь вашим приглашением как-нибудь в другой раз.
– Наверное, мы просто друг друга не понимаем. Сегодня в десять утра был выдан ордер на ваш арест.
Я смотрю через коридор на входную дверь и прикидываю, сколько времени потребуется, чтобы снести ее с петель.
– Почему?
– Помните, я сказал вам, что найду еще что-нибудь? Кэтрин Макбрайд писала вам письма. Она хранила копии. Мы нашли их в ее компьютере.
– Это невозможно. Я не получал никаких писем.
– Что ж, тогда вы, без сомнения, придете и объясните нам ситуацию.
– Это какая-то ошибка. Бред. – На секунду я чувствую искушение рассказать ему все: об Элизе, и Джоке, и автобиографии Кэтрин. Но я придерживаю информацию, пытаясь выторговать новую. – Вы сказали мне, что последний звонок Кэтрин был сделан в мой офис. Но в тот день она делала и другие звонки. Ей должны были звонить. Вы ведь это проверили, а? Вы ведь не бросили все, только завидев в списке мой номер?
Руиз не отвечает.
– Есть еще один человек, которого она знала в Марсдене. Я думаю, у нее был с ним роман. И думаю, он связывался с ней в тот день, тринадцатого. Вы слушаете?
В моем голосе отчаяние. Руиз не собирается делиться информацией. Он сидит себе, криво ухмыляясь, и думает, что ничто не ново под солнцем. А может, он хитрит. Выжимает из меня все по капле.
– Однажды вы сказали мне, что собираете отдельные частички информации, пока из них не сложится цельная картина. Что ж, я пытаюсь вам помочь. Я пытаюсь найти истину.
Вечность спустя Руиз нарушает молчание:
– Вы хотите знать, допросил ли я вашего друга доктора Оуэнса насчет его отношений с Кэтрин Макбрайд? Ответ утвердительный. Я с ним говорил. Я спросил его, где он провел ночь, и, в отличие от вас, он предоставил мне алиби. Сказать вам, с кем он был? Или, возможно, если я оставлю вас бродить в неведении достаточно долго, вы наткнетесь на правду? Спросите вашу жену, профессор.
– А при чем здесь она?
–
13
Черный кеб высаживает меня на Примроуз-Хилл-авеню, и оставшуюся четверть мили я иду пешком. Мысли путаются, но равнодушный, неодолимый поток событий унес мою нерешительность прочь.
Мои тщетные попытки защитить людей от чего-то, недоступного моему пониманию, провалились. Кто-то где-то смеется надо мной. Вот дурак! Все это время я действовал исходя из неверного убеждения, что завтра все будет по-другому. «Проснись и пой», – всегда говорит мне Джок. Да, вот я и дождался: каждый день оказывается хуже предыдущего.
В конце моей улицы я останавливаюсь, оправляю одежду и быстро иду по тротуару, остерегаясь неровной каменной мостовой. Верхние этажи нашего дома во тьме, если не считать света в главной спальне и в ванной на втором этаже.
Что-то останавливает меня. В дальнем конце дороги, в густой тени платанов, я вижу отблеск циферблата ручных часов, которые подносят к лицу. Свет гаснет. Никто не двигается. Неведомый хозяин часов ждет.
Согнувшись я передвигаюсь от одной припаркованной машины к другой, бросая взгляды поверх автомобильных крыш. Я могу различить только фигуру в тени. Еще кто-то сидит в машине. Огонек сигареты освещает его губы.
Их послал Руиз. Они ждут меня.
Я продолжаю путь, держась в тени, поворачиваю за угол и подхожу с другой стороны. Я узнаю дом Фрэнклинов, расположенный прямо за нашим.
Перепрыгиваю через калитку и пересекаю их сад, держась подальше от прямоугольников света, проникающего из окон. Дейзи Фрэнклин помешивает что-то на плите. Две кошки вьются у ее ног. Возможно, под юбкой у нее прячется целая кошачья семья.
Я направляюсь к гнилой вишне в дальнем углу сада и взбираюсь наверх, перекидывая ногу через забор. Другая нога застревает и не хочет следовать за первой. Мое тело всем своим весом движется вперед, и я противостою силе притяжения только долю секунды, медленно взмахивая руками, прежде чем рухнуть головой в кучу компоста.
Бормоча проклятия, я ползу на четвереньках, давя улиток ладонями, и наконец поднимаюсь над фуксиями. Из французского окна проникает свет. Джулиана сидит за кухонным столом, мокрые волосы обернуты полотенцем.
Ее губы шевелятся. Она с кем-то говорит. Я выгибаю шею, чтобы разглядеть, кто это, и опираюсь на большую бочку из итальянской оливы, которая начинает качаться, но я спасаю ее от падения, крепко обхватив.
Через стол протягивается рука, чьи-то пальцы сплетаются с ее пальцами. Это Джок. Меня мутит. Она отталкивает его руку и бьет по запястью, словно непослушного ребенка. Потом идет через кухню и наклоняется, чтобы поставить чашки в посудомоечную машину. Джок следит за каждым ее движением. Я хочу выколоть ему глаза.
Я никогда не был ревнивцем, но внезапно мне смутно вспоминается бывший пациент, которого преследовала мысль о том, что он потеряет жену. У нее была прекрасная фигура, и он воображал, что мужчины постоянно пялятся на ее грудь. Постепенно в его глазах ее грудь становилась все больше и больше, а топы все меньше и уже. Каждое ее движение казалось вызывающим. Все это было ерундой, но не для него.
Джок любит красивую грудь. Обе его жены делали пластическую операцию. Зачем довольствоваться скудными щедротами природы, если все можно купить за деньги?
