Народное изобретательство вообще достигло в ту пору фантастического развития. Если бы спиртовой вентиль не перекрыли, то скоро какой-нибудь местный Кулибин запустил бы из подполья свой собственный, ЧАСТНЫЙ, спутник. Дело в том, что к 1967 году в стране заместо неработающей экономической системы сложились неформальные производственные отношения по схеме: «сто грамм и пирожок». Люди сами решали свои проблемы – частным образом. Работяги разных цехов и итээры договаривались между собой о шабашках для дачи, «для дома, для семьи» – и все за спирт. На заводах спирт лился рекой, растекался ручейками, выносился за проходную во фляжках самых замысловатых конструкций. Спирт воровали, вымогали у мастеров. За спирт можно было выменять хороший инструмент, сырье, продукцию, 1-е место в соцсоревновании, выбить фонды в главке. Спиртом опаивали комиссии, платили художникам, коммунальщикам, артистам, за спирт можно было построить дачу и, шутили, – коммунизм.
Грипп лечили норсульфазолом – 6 таблеток в картонном пенальчике. Сульфадимезином лечили горло. Еще были порошки в конвертиках.
Пластинки – моно. Жизнерадостный Владимир Макаров в скачущем ритме пел:
Мне больше нравились другие песни: «Здесь вам не равнина – здесь климат иной». Вышел фильм «Вертикаль», там был Высоцкий. Мне так и сказали: «Пойдем, там Высоцкий»… А «Ладой» через три года назвали любимый всеми автомобиль.
Джинсоподобные штаны у нас назывались – «техасы»: желтая строчка по синей ткани, много карманов, заклепки. Никакого ажиотажа, уличные штаны.
Первая рюмка: с дружками втихаря отпили батиного «модельвейса» (спирт, кофе, лимонный сок), прокашлялись и – на демонстрацию, девок пугать.
Таскали у родителей презервативы (4 коп. – пара), надували их или наливали воды из-под крана, литра три, и сбрасывали с балкона девкам под ноги. Говорили, кто-то на спор налил в презерватив три ведра. Еще можно было подбросить «резиновое изделие» соседке в дневник. Такой юмор, и без Фрейда все понятно.
Л.И.Брежнев на юбилейном заседании сказал: «Будущее Страны Советов станет таким, каким его сделают сегодняшние октябрята, пионеры и комсомольцы». Дорогой Леонид Ильич оказался прав: так оно и вышло. Сделали.
1968. ШЕЙК НА «БАНЕ»
Танки в Праге пермские трудящиеся одобрили, как всегда, единодушно и с чувством глубокого удовлетворения. Прага далеко, а тут, в Перми, у наших родителей были заботы поважнее: где достать остромодный плащ «болонья», например, или нейлоновую сорочку. Плащи были польские, сорочки – чешские. Если загулявший муж снимал нейлон через голову, не расстегивая пуговиц, то в темной комнате становилось светло от искр, и жена просыпалась. Манжеты застегивали запонками.
Мне запонки не полагались по возрасту. А по убеждениям мне вообще полагался расстрел на месте: в 6-ом классе я попытался подорвать учительницу самодельной бомбой. Огромная злая дура, она должна была преподавать нам русский язык и литературу, а преподавала ложь. Она была вся пропитана ложью и деспотизмом – с нее прямо капало. Я сколотил террористическую группу (которая развалилась при первом шухере), изготовил снаряд устрашающего действия, заложил его учихе под стол и… был взят с поличным. Взрыв даже не понадобился – такой силы был скандал. Враг мой бился в истерике, я гордо горел на костре за правду – лучшей участи не выдумать. Из школы меня не выгнали. У меня были «пятерки» по русскому, не говоря уже о литературе, – свести акцию к личным счетам им не удалось. Отец меня понял. У меня классный отец, как тогда говорили – «путёвый батя».
Летний отдых для детей в то время был организован идеально. Детсадники выезжали на дачи, школьники – в пионерские лагеря, спортсмены – на базы, туристы – по маршрутам, больные дети – в санатории «мать и дитя». И все практически бесплатно. Родители ценили в лагерях дисциплину, дети, наоборот, – ее отсутствие. Лучшее место на планете – спортлагерь «Звезда» образца 1968 года. Теплая Сылва, горячие сосны, скалы, палатки, никаких вожатых и воспитателей – тренеры, и деление не по возрасту, а по секциям: «Гимнасты, штанга, фиг-катание, баскетбол – на завтрак!». Тренировки два раза в день, кроссы по горам до хрипа, купание вволю. Танцы каждый вечер, с фигуристками.
Начальник лагеря – седой акробат-низовик с мускулатурой Геркулеса. Как он колол дрова позади столовой – песня, античный гимн. Врачу нечего было делать: полный лагерь здоровых, красивых людей. А наш тренер? А пловцы на воде? А футболёры на поле? А наши девчонки-гимнастки, грация и пластика? Всяк в своей стихии – бог. Вот место, где никого не обманешь, вот где правда.
Радиоузел крутит модные песенки: «Самолет поднимается выше и выше…» – Анатолий Королев, «Ходит одиноко по свету 11 мой маршрут…» – Валерий Ободзинский. Радиоприемник на батарейках называли – «транзистор».
В 68-ом в моду входит шестиструнная гитара. Гитарная эпидемия. Именно болезнь – молодежь бредила гитарой, заводилась от резкого медиаторного звука. «Поющие гитары» почти не пели, этого не требовалось, они лабали «инструментал», навороченный неслыханными электронными эффектами (вибрато, реверберация): «Апачи», «Цыганочка».
Новый поп-шаблон – медленный запев:
– и прорыв ритма, электрического, шагающего, никакой твистовой вертлявости, никаких саксофонов, новый танец шейк «долбали» только под электрогитары, и голос вокалисту полагался высокий, визгливый – ну вот как у Полада.
Гитары во дворах, в скверах – везде. По Комсомольскому (по «бану») гуляли, бренчали на ходу всякую дрянь – в рок-н-ролльной манере или «восьмеркой». Цыганским перебором, со слезой, исполнялся ночью спящему городу романс «Дорогая пропажа». Позже мы узнали, что это – Вертинский, опальный – как и мы. Такое вот неожиданное родство душ: на волне подростковой отверженности, необъяснимого сиротства и глобальной тоски по идеалу.
Что вкусного.
Конфитюры болгарские. Зеленый горошек венгерский «Глобус» в железных банках. Шоколадные конфеты «Ромашка», «Маска», «Василек» – 3-50. Изредка попадал на зуб «Мишка косолапый». Самые дорогие – «Трюфели» – 8 руб за кг. За пределами разума были шоколадные зайцы в цветной фольге – 9 руб штука, никто их не покупал, они годами стояли на самой верхней полке витрины.
Народные конфеты: леденцы в круглой жестяной банке (10 коп.), «подушечки» «дунькина радость» (50 коп – кило), ириски «Золотой ключик», «Кис-кис» (1-40), твердая карамель «Дюшес», «Барбарис» (1-80). Не переводились финики вяленые (80 коп. – кило). Косточки фиников мы втыкали в цветочные горшки, рядом с алоэ, – замышляли пальму. Грызли брикеты какао с сахаром (8 коп.; на морозе обалденно вкусно). «Рачки»,
