поэтому сложил об этом произведении такое превратное мнение.
Впрочем, в этом отношении М. Ю. Лермонтов, повидимому, не был исключением. Есть все основания полагать, что и другой современник Пушкина, композитор Чайковский, автор известной оперы «Евгений Онегин», точно так не читал этого произведения поэта. Иначе он не стал бы сочинять трагической предсмертной арии «Куда, куда вы удалились?» на стихи, которые Пушкин написал как пародию для того, чтобы показать, как незначителен был талант Ленского, как наивен и глуп был этот его герой. Стихи Ленского Пушкин заканчивает вполне откровенным комментарием: «Так он писал, темно и вяло». И то, что с точки зрения Пушкина было лишь смешно и бездарно, стало центральным местом, кульминационным пунктом оперы.
Однако, как об этом свидетельствуют мои собственные исследования и работы моих учеников, искусство, как правило, оказывает на людей вовсе не рациональное, а эмоциональное воздействие. И, как всякое воздействие, лишенное разума, оно приносит отрицательные результаты.
Сам Александр Пушкин однажды в минуты крайнего раздражения писал о царе:
Некоторые литературоведы, как это часто бывало в так называемых гуманитарных науках, пытались все поставить с ног на голову, они писали о пророческом даре поэта, который предвидел, что русского царя Николая Александровича в 1918 году расстреляют вместе с детьми.
Но, как с высшей степенью достоверности показывают наши исследования, именно эти стихи, распространявшиеся сначала так называемым «самиздатом», зародили и развили в человеческих умах мысль о том, что свергнутого царя и его семью следует безжалостно уничтожить, как писали в пушкинские времена, «без суда и следствия».
Не смыли. Пушкин погиб на дуэли, где у него с Дантесом были равные шансы. Царя Николая II расстреляли безоружным.
Но на дуэли погиб и Лермонтов. Как Пушкин. Он очень хотел быть похожим на Пушкина. Пушкин назвал любимого своего героя «Онегин», а Лермонтов – «Печорин». По соседней реке. Лермонтов написал продолжение пушкинского «Пророка». Тем же размером. У Пушкина «Пророк» кончается словами:
У Лермонтова «Пророк» начинается:
Может быть, этого наблюдения литературоведы предыдущих эпох не могли сделать лишь потому, что, в отличие от меня и моих помощников, были лишены возможности использовать совершенные компьютеры для своих разработок. Однако наши исследования, основанные на точных расчетах компьютеров, показывают полную зависимость одного стихотворения от другого. Наши исследования показывают, что Лермонтов обладал таким же острым чувством времени, как Дантес. И эта мысль представляется мне настолько важной, что я позволю себе ее повторить: Лермонтов обладал таким же острым чувством времени, как Дантес. Но времени не сиюминутного, а, если можно воспользоваться таким определением, эпохального. Так же, как Печорин по отношению к Онегину человек следующей эпохи, лермонтовский «Пророк» – это и есть «Герой нашего времени». Здесь слово «нашего» употребляется в смысле «лермонтовского».
В отличие от литературы, всегда относившейся к сфере искусства, литературоведение с самого начала возникновения этой области человеческого знания относили к области науки. Но чем, собственно, отличается искусство от науки? Этому вопросу была посвящена диссертация моего ученика Андрея Фукса, в которой справедливо указывалось, что в науке одинаковые причины неизбежно приводят к одинаковым следствиям, а в искусстве этого никогда не бывает. Но если исходить из этого положения, известного теперь во всем мире, как «Фуксова дефиниция», то литературоведение никак не принадлежало к науке до тех пор, пока я и мой ученики не компьютеризировали эту область человеческой деятельности, не снабдили ее надежным математическим аппаратом. Недаром же еще Карл Маркс отмечал, что в каждой отрасли знания ровно столько науки, сколько в ней математики.
Результаты наших исследований в отношении Пушкина, Дантеса и Лермонтова со всеми алгоритмами я опубликовал в академическом издании – в «Вестнике Академии наук». И сразу же после публикации на другой день с утра мне позвонила какая-то юная особа. Голосом нежным и звучным она долго выясняла, действительно ли я являюсь автором статьи, помещенной в «Вестнике», а убедившись в этом, сказала, что со мной хочет поговорить академик Аксенов.
– Какой это академик Аксенов? – осведомился я довольно раздраженно. Я не люблю незнакомых академиков.
Девочка не ответила. Вместо нее ответил сипловатый баритон человека, который, видимо, слышал весь мой предыдущий разговор с девочкой.
– С вами говорит Петр Александрович Аксенов, начальник управления. Мы хотим пригласить вас, чтобы побеседовать о некоторых вопросах, представляющих взаимный интерес. В какое время вам удобно приехать, чтобы мы заранее заказали для вас пропуск?
– В любое, – ответил я. – Но при условии, что мне будет прислано письменное официальное приглашение. Вызов.
– Ну, – сипло рассмеялся академик Аксенов, – вызов больше подошел бы для дуэли. А мы вас приглашаем на беседу. Но приглашение, которое, как этого вам хочется, имеет законную силу, вам сейчас привезет мой секретарь.
– Хорошо, – сказал я. И добавил: – На дуэли посылали не только вызов. На дуэли посылали и приглашение.
Петра Александровича Аксенова, вероятно, недавно, произвели в академики. Это был еще молодой человек, может быть, немного за тридцать лет, с выпуклым лбом, с редкими, лысеющими со лба светлыми волосами, зачесанными вверх, с серыми глазами, в которых навсегда застыло желание ничему не удивляться и ничем не показывать, как он не любит умников, из-за которых в этом мире все неприятности.
– Так вот, нам прежде всего хотелось бы выяснить, с какой целью в своей работе, опубликованной в академическом «Вестнике», вы утверждаете, что расстрел последнего русского царя, расстрел Николая Кровавого, был незаконным актом?
– Значит, вы мне в самом деле прислали вызов? На дуэль? Но в моем пистолете нет пули.
Я не писал этого в академическом «Вестнике». Академик Аксенов взял со стола журнал и открыл его в месте, заложенном красивой закладкой.
