не могла найти Аркадия.
Экономист из Лондонского университета многозначительно ей улыбнулся — единственной американке в их небольшой группке.
— По слухам, русская экономика настолько плоха, что Кремлю пришлось отказаться от десятка своих «кротов» в американских спецслужбах.
— Просто мы не продаемся задешево, — усмехнулась в ответ Лиз. — Но Москва вполне может позволить себе пожизненно содержать предателей из вашей МИ-шесть.
Пока присутствующие хохотали, оценив шутку, социолог из Сорбонны кивнул на пустой стул рядом с Лиз и произнес по-французски:
— Где же Аркадий? Почему он не защищает здесь свою страну?
— Да. — Лиз вновь окинула холл цепким взглядом. — Мне самой интересно.
Аркадий с января преподавал русскую историю в Калифорнийском университете в Санта-Барбаре. Они встретились на общем факультетском собрании вскоре после его приезда. Аркадий уселся рядом с Лиз, взглянул на свободное место по другую сторону от нее и наконец представился. «Я здесь новенький», — вот так просто он и сказал. Они обнаружили, что у них много общего: оба были по-европейски обидчивы, любили кино и не желали обсуждать свое прошлое. Перед мысленным взором Лиз предстало его доброе морщинистое лицо, она вспомнила прикосновение кончиков его пальцев к своему предплечью, когда он склонялся к ней с озорной улыбкой, чтобы поделиться мудрым изречением или просто сплетней.
Проблема заключалась в том, что Аркадий был уже немолод — около семидесяти — и всю последнюю неделю ему так нездоровилось, что он пропустил понедельничные мероприятия, включая и собственный семинар. Он позвонил Лиз и предупредил, что болен, но сам упорно отказывался показаться врачу.
Тем временем торжество продолжалось. Народу в баре все прибывало, однако Аркадий не появлялся. Лиз быстро набрала его номер на мобильнике. Русский историк снова не взял трубку. Она решила не оставлять ему еще одно сообщение, а подняла в прощальном жесте бокал и, лавируя в толпе, направилась к выходу. Квартира Аркадия находилась всего в нескольких минутах езды от клуба. «Чем звонить, лучше зайти самой», — рассудила Лиз.
На темном ночном небе далекие звезды казались совсем крошечными, не больше булавочной головки. Лиз поспешила к машине, швырнула сумочку на пассажирское сиденье, включила двигатель и тронулась с места. Она промчалась по улицам, вдоль которых замерли высокие пальмы, и вскоре уже парковалась возле дома Аркадия. Он жил в квартире 2С. Как-то он разоткровенничался с Лиз — редкий случай — и пошутил, что предпочитает это С другому — начальной букве слова «cellar» («подвал» в переводе на русский). Имелся в виду подвал здания на Лубянке, в котором КГБ расстреливал диссидентов, шпионов и вообще всех своих врагов. Аркадий как-то обмолвился, что еле вырвался из лап госбезопасности, но тут же замкнулся и ушел в себя; лицо его посуровело от неприятных воспоминаний.
Взлетев по лестнице, Лиз постучала в дверь — молчание. Портьеры были закрыты, но неплотно, между ними пробивался свет. Она снова постучала, затем подергала ручку. Та повернулась, и Лиз чуть приоткрыла дверь. Первое, что бросилось в глаза, — пачки журналов, разбросанные по полу. Настольная лампа лежала на боку, ее керамическое основание было разбито. Сердце Лиз сжалось.
— Аркадий? Вы здесь?
Единственный звук в комнате издавали тикающие ходики. Она открыла дверь шире. На полу валялись сброшенные с полок книги; корешки были частью оторваны, частью помяты. Она заглянула за дверь — и увидела Аркадия. Тот сидел в своем привычном кресле, освещенный высокой чугунной напольной лампой. В его широко раскрытых карих глазах застыл страх; он весь казался маленьким, будто съежившимся, хотя для своего возраста был весьма хорошо сложен и мускулист.
— Вы в порядке?
Аркадий вздохнул.
— Вот что я обнаружил у себя дома, когда вернулся с последнего семинара. — Он говорил по- английски с американским акцентом. — Беспорядок, да?
На нем все еще была надета поношенная уличная твидовая куртка; серый галстук был завязан тугим узлом. В левой руке Аркадий сжимал голубой конверт, другую руку засунул под куртку, словно держался за сердце. Он обладал экспрессивным русским характером, но в то же время был по-восточному аскетичен в привычках. Обычно энергия била из него ключом, он мог часами, без остановки, о чем-нибудь рассуждать.
Лиз нахмурилась.
— Да. Но вы не ответили на мой вопрос. Вы не ранены?
Он отрицательно помотал головой. Повинуясь профессиональным инстинктам, она вышла на балкон. Порыв ветра зашелестел ветвями перечного дерева и остудил разгоряченное лицо. Пока Лиз внимательно изучала улицу, припаркованные машины и соседнее жилое здание, нахлынули неприятные воспоминания, перенеся женщину в те дни, когда она в ранге нештатного оперативника ЦРУ выполняла под прикрытием тайную миссию в Париже и Москве. Никто в университете не знал, что она работала в ЦРУ.
Не заметив ничего подозрительного, Лиз вернулась в комнату и заперла дверь. Аркадий в своем кресле даже не шелохнулся. В свете лампы его густые волосы и брови напоминали металлическую стружку.
— Аркадий, что произошло? Кто это сделал? Что-нибудь пропало?
Хозяин квартиры с несчастным видом пожал плечами.
Тогда Лиз осмотрела кухню, затем спальню и кабинет. Кажется, в комнатах все было на своих местах.
А Аркадий в гостиной постепенно приходил в себя.
— Посидите со мной, дорогая Лиз, — обратился он к гостье. — С вами так уютно. Если бы Господь даровал мне дочь, я бы хотел, чтобы это были вы.
Его слова тронули женщину. Будучи психологом, она отдавала себе отчет, что испытывает желание привлечь внимание пожилого русского, хочет, чтобы он стал ее приемным отцом, чтобы между ними установилась прочная связь. Настоящий отец Лиз, известный всему миру наемный убийца, был ее самым тщательно хранимым секретом. Его называли Хищник, и имя это вполне соответствовало его репутации. Она ненавидела отца, ненавидела за то, кем он был и что делал. Мысль о том, что в ее венах течет кровь убийцы, постоянно преследовала Лиз — за исключением тех часов, которые она проводила с Аркадием.
Она опустилась в свое привычное кресло, так что их разделял только низкий журнальный столик.
— Вы позвонили в офис шерифа?
— В этом нет смысла, — снова пожал плечами Аркадий.
— Тогда я позвоню.
— Слишком опасно, — возразил русский, резко дернув головой. — Он вернется.
— Слишком опасно? — Лиз недоуменно подняла брови. — Кто вернется?
Аркадий протянул ей конверт, который все это время держал в руке. Лиз перевернула его и взглянула на штемпель — отправлено из Лос-Анджелеса.
— Не обращайте внимания, — предупредил Аркадий. — Письмо отправили из Москвы в Нью-Йорк в конверте большего размера. В Нью-Йорке один мой друг вскрыл его, положил письмо в новый конверт и переслал в Лос-Анджелес, где добавили мой адрес.
Лиз вытащила сложенные листки бумаги. Помимо них внутри оказались три маленьких засохших цветка подсолнуха. Просто удивительно, как много разных цветов, по убеждению русских, приносят удачу. Развернув листки, Лиз обнаружила, что почерк отличается от того, которым написан адрес на конверте, к тому же это была кириллица — русский алфавит.
«Дорогой мой», — начиналось письмо.
Лиз подняла на Аркадия глаза.
— Это от моей жены Нины. — Казалось, он смотрит сквозь Лиз в другое время, в другую жизнь. — Она не захотела бежать из страны вместе со мной. Детей у нас не было, и она понимала, что я сам смогу о себе позаботиться. Она сказала: «Пусть уж лучше ты будешь где-то далеко, но живой, чем в Москве, но в
