В глубине собственных испуганных глаз детектив видел правду, и эта правда ему не нравилась.
Мучают ли его кошмары? Да постоянно! Они бились в нем, словно ихор[2] в измученном и лишенном надежды сердце.
Атенеум
На этот раз для сопровождения отрядили всего четверых охранников. Ген принял это как признак того, что ему начинают доверять.
Присмотревшись, Ген решил, что спины и затылки шагавших впереди конвоиров чем-то ему знакомы. При каждом шорохе охранники настораживались, ожидая от него каких-то неожиданных действий. Они были начеку.
«И кто мы сегодня?»
Сложно ответить на этот вопрос. Кто они сегодня?
Он смотрел на их одинаковые крепкие шеи, подчеркнутые ровной линией короткой стрижки. По сложению, поведению и внешнему виду парней трудно было различить, словно близнецов.
– Вы все похожи друг на друга.
За спиной Гена послышался легкий смешок, словно он сказал что-то забавное.
– Вы братья?
Ответом был только четкий, слаженный звук шагов. А ведь он сам должен знать ответ на этот вопрос. Он уже когда-то его задавал. Он – один из его «я»…
Его завели в лифт, окружили со всех сторон и нажали кнопку третьего этажа. Чтобы лифт поехал, куда следует, они ввели цифровой код на специальной панели.
«Может, цифры в записке обозначали код в лифте?»
Обрывок бумаги, спрятанный в носке, слегка покалывал ногу. Ген запомнил последовательность движений руки конвоира, когда тот отправил лифт на третий этаж. Пленник пошевелил пальцами, словно набирая номер, записанный на бумажке. Движения не совпадали.
Двери лифта распахнулись, пол в коридоре был застлан мягким ковром. Весь этот дом старался выглядеть мирным и безопасным. Ген ему не верил.
Его довели до тяжелой двери. И напомнили, что он хотел посетить библиотеку. Пообещали подождать у входа. Ген поинтересовался: когда это он просился в библиотеку? Ему ответили, что каждую среду, все последние семь месяцев. Это стало привычным ритуалом. Интересно, а чего еще требовал тот, кем он был когда-то?
Итак, здание вмещало жилые комнаты, научную лабораторию, а теперь и библиотеку. Что еще скрывается в лабиринте?
Внутри оказалось огромное книгохранилище – дуб и ярко начищенная медь. Полки шкафов заполняли ряды тяжелых томов. Так смертные хранят и передают свои знания, это их способ бессмертия.
Войдя в помещение, Ген тут же заметил камеры наблюдения. Никаких шансов. Он не стал пялиться по сторонам. Уверенно двинулся к центру комнаты, петляя между стеллажами, пока не дошел до большого письменного стола.
На столешнице громоздились горки свитков, пергаментов и бумаг. Они казались мраморной тушей невиданного зверя: каждая страница пестрела ровными изящными строчками, которые переплетались, словно красные кровеносные сосуды. Тысячи имен и дат алели на желтых и белых страницах, словно маковые поля, таящие медленную и неотвратимую смерть, словно корни дерева, питающегося кровью неосторожных путников.
Он сел за стол и подвинул к себе один из списков. Прежний Ген изучал генеалогические древа не без причины, хотя, если подумать, мог бы отыскать все ответы в самом себе. Где-то в темных уголках души они скреблись и чесались, и это походило на неуемный зуд.
Он провел пальцем по одной из линий и наткнулся в самом верху на собственное имя. Его родителем был Лоулесс – неудивительно, ведь тот приходился отцом очень многим. Любопытство подтолкнуло Гена к дальнейшим поискам. В этом древе оказалось не так много ветвей, зато были бесчисленные боковые отростки, которые вели к будущим бессчетным братьям, сестрам и кузенам, не упомянутым по именам. Неужели от него скрывают недостающие звенья? Или это тайна для всех?
– Каждый китаец-хани знает свою родословную на пятьдесят восемь поколений назад. Это примерно тысяча лет.
Из дальнего конца комнаты к столу подошел человек в тонких очках. В руках он держал большую книгу. Они знакомы?
«Думай!»
Да. Саваж.
– Королевские семьи Европы могут проследить свою родословную еще дальше. Но если удастся сделать то же самое с твоей, мы побьем все рекорды.
«Как?»
Саваж встал у стола и с гордостью оглядел генеалогическое древо.
– Что ты думаешь о своих предках? – улыбнулся он.
– Их слишком много.
Саваж сел на стул.
– И сколько их может быть?
