Якоб пожал плечами:
— Почему ты об этом не рассказал? Ты наверняка получил бы орден.
Физиономия Хайнца Люкки приняла замкнутое выражение. Через несколько секунд он решил поинтересоваться:
— У тебя только из-за этого испортилось настроение? Бен действительно нашел ее куртку?
— Нашел, — сказал Якоб. — Иначе я бы к тебе не пришел.
— Странно, — вслух подумал Хайнц Люкка и наморщил лоб. — Обычно он не бегает к шоссе. Она хотела отправиться в Лоберг. Я предложил ее подвезти. Она отказалась. Даже такси не хотела отсюда вызвать. Сказала, что до города только четыре километра и ей не привыкать ходить пешком на такие расстояния.
Якоб задумчиво кивнул:
— Да, она мне тоже это говорила. Но все же мы должны сообщить в полицию.
— Сообщить о чем? — непонимающе спросил Хайнц Люкка. — О том, что Бен нашел ее куртку? Не кажется ли тебе, что у полиции в настоящий момент достаточно других забот? У них до сих пор нет никакого представления о том, где дочь Марии.
Якоб молчал. И Хайнц Люкка пояснил:
— Фрау Штерн не надевала куртку, она засунула ее под лямку поверх рюкзака. И очень торопилась поскорее уйти. Первую часть пути она мчалась, словно сам черт гнался за ней по пятам.
— В самом деле, тогда она, возможно, ее потеряла, — решил Якоб.
Голос Хайнца Люкки прозвучал с недоумением:
— А как иначе? — Затем с большей настойчивостью в голосе он спросил: — Якоб, неужели ты думаешь, что куртку у нее отнял Бен?
Якоб никак не отреагировал на его слова, и Хайнц Люкка с горечью кивнул:
— Что ты, собственно говоря, думаешь о сыне?
Его голос становился все настойчивее, когда он принялся уверять:
— Якоб, Бен не подходил сюда. Я проводил гостью до дверей и некоторое время смотрел ей вслед. И я его не видел. Если бы он был рядом, то увидел бы меня и подошел. Он всегда подходит, когда меня видит.
— Ничего плохого про Бена я не думаю, — недовольно возразил Якоб. — Он всю ночь оставался в кровати. У Труды было неспокойно на сердце, она не могла лежать, несколько раз бегала на него смотреть.
Хайнц Люкка снова кивнул, тихо и как-то неприятно рассмеялся:
— Если все так и было, что ты тогда подумал? Оба парня, подвозившие дочь Марии, снова на свободе. Только мне верится с трудом, что они здесь катались одни и появились в подходящий момент, чтобы подобрать молодую американку.
Хотя Якоб и не хотел, но все же рассказал о том, что слышал накануне в трактире Рупольда. Хайнц Люкка слушал его с интересом, местами откровенно насмехаясь.
— Подумать только! — задумчиво сказал он наконец. — Дитер Клой. Что можно на это сказать, кроме как что яблоко падает недалеко от яблони? Но парню нет даже восемнадцати. Я скорее подумал бы на Бруно. Я не раз видел его подъезжающим ночью к воронке или пролеску. И теперь я хочу тебя спросить: что он там делает в такое время? Смотрит, как растет его свекла? Наверное, в данный момент у него нет никого под рукой, с кем после рабочего дня можно было бы приятно провести вместе часок-другой. А чтобы Рената не решила, что муж потерял навык, он накручивает по местности несколько кругов. И если в такой момент перед ним пробежит нечто красивое…
Прозвучало с изрядной долей насмешки, и Якоб нашел, что на такую тему не стоит смеяться. Он попрощался, в некоторой степени успокоенный, но в то же время с твердым намерением просто так дело не бросать. И пусть ему хоть сто раз скажут, что куртка из-за поспешности Эдит Штерн упала с рюкзака и осталась валяться на дороге. Умолчать, что Бен ее нашел, для Якоба означало солгать. И не важно, что Бруно Клой в ночи делал круги по окрестностям.
От бунгало Люкки Якоб поехал ко двору Лесслеров. Вся семья собралась за чашкой кофе в гостиной. Якобу очень хотелось поговорить с Паулем наедине. Однако никто из домочадцев не собирался покидать комнату. Якоб вкратце обрисовал, кого он захватил с собой прошлым вечером из трактира Рупольда и что Бен нашел сегодня в первой половине дня.
Пауль не переставая качал головой.
— Эдит Штерн, — бормотал он растерянно. — Не может быть. И что сказал Хайнц?
Якоб передал свой разговор с адвокатом, правда не упоминая его слов о ночных вылазках Бруно Клоя. Пауль все выслушал без какой-либо реакции на лице, затем снова вернулся к разговору о куртке.
— Потеряла… — задумчиво сказал Пауль. — Ты веришь в это?
— Я не знаю, во что мне верить, — нерешительно ответил Якоб. — Хотел бы я так, как Хайнц, просто сбросить дело со счетов.
— Думаешь, с женщиной что-то случилось? — спросила Антония.
— Нет, — ответил Якоб. — Только мне очень хотелось бы узнать, где она. Возможно, стоит расспросить служащих на вокзале в Лоберге.
— Сейчас ты там никого не найдешь, — объяснил Пауль. — И я сомневаюсь, что ее кто-нибудь видел. В субботу кассы закрыты. Ты должен позвонить в полицию.
— Хайнц считает, в этом нет необходимости.
Пауль ухмыльнулся вымученной улыбкой:
— Хайнц считает, Труда говорит. Вот что я тебе скажу, Якоб. Я не придаю никакого значения тому, что считает Хайнц и что говорит Труда. Ты видел своими глазами, что Бен всю ночь находился в кровати? Нет! Поэтому ты и волнуешься. И еще потому, что давно уже не можешь верить всему, что говорит Труда.
Прежде чем Якоб смог возразить, Пауль глубоко вздохнул и скользнул по жене взглядом, как будто ожидая от нее одобрения.
— Якоб, я не желаю Бену плохого. Но даже Антония думает, что некоторое время вам стоит подержать его дома по ночам. Он играет с девушками в догонялки, поймав, почти бросает на землю. Если он проделает такое с кем-то из посторонних… Мы знаем его очень давно. И я не считаю его способным совершить зло. Но в голову ему не заглянешь. И… Ну да, я предостерег моих обеих малышек. Мне будет спокойнее, если они будут держаться от него подальше. Я не хотел бы однажды найти одну из них, как Урсулу Мон восемь лет тому назад.
«Моих обеих!» Острый шип в сердце Якобу. Одна из двух была его дочкой. А Урсула Мон, на которую сослался Пауль… Это уж слишком!
— Да при чем тут он? — вспылил Якоб. — Совсем ни при чем. Ты должен знать это лучше меня.
— Кое-что я знаю лучше тебя, это верно, — сказал Пауль и смолк, встретив предостерегающий взгляд Антонии.
Решение Антонии
Труда постоянно прилагала максимум усилий, чтобы оградить Бена от всего дурного, и старалась держать его подальше от других людей. Но достигла не многого. В течение долгих лет Антония молча смотрела на усилия приятельницы и часто думала, что самые большие ошибки Труда совершала с наилучшими намерениями.
Иногда Антония спрашивала себя, каким вырос бы Бен, если бы тогда вместо новорожденной сестры она предложила Труде взять его на некоторое время к себе. Если бы он рос с ее сыновьями, имея их в качестве образцов для подражания. Конечно, Андреас и Ахим вовсе не невинные ягнята. Но все-таки их общество для Бена было бы лучшей компанией, чем две враждебно настроенные сестры. Пауль тоже, вероятно, в качестве отца обращался бы с ним разумнее, чем вспыльчивый из-за своей явной беспомощности Якоб. И Антония никогда бы не стала его прятать из стыда или страха. В большинстве случаев после таких мыслей она чувствовала угрызения совести.
