характера подсказала следующий ход: помнится, сблизило их именно обучение верховой езде. Положение наставника в чем-либо давало бы повод видеться с пареньком практически каждый день на законном и вполне невинном основании, к тому же расположив к нему лисенка еще больше.
Предмет нашелся сам собой. Признаться, через некоторое время к предвкушению запретного плода добавилась не малая досада - девиц столько обхаживать не приходилось, сколько одного пацана! Когда при попытке обнять его, рыжик опять отшатнулся, Ксавьер постарался не скрипеть зубами, а вкрадчиво поинтересовался, ловко зажимая его к стене и успешно изобразив удивление:
- Ты меня боишься, Поль?
- Нет! - мальчишка сверкнул глазами, выставив руки перед собой в защитном жесте.
- Боишься, - поправил Ксавьер.
В этот момент действительно ощущая искреннее умиление: его юностью, свежестью, легким флером невинности с оттенком скрытой страстности. Мужчина нежно провел самыми кончиками пальцев по моментально вспыхнувшей щеке… Равиль зажмурился было, резко отвернувшись и вцепившись в жилистое сильное запястье изо всех сил, но в следующий миг ошеломленно распахнул глаза.
- Держи.
Ксавьер безо всяких шуток протягивал юноше свой кинжал, богато украшенный, первокачественной стали.
- Ну же, бери!
Он едва сдерживал усмешку: как парадоксален этот мир подчас! Иногда можно лишить человека оружия, вложив его тому в руку… Малыш Поль был настроен сопротивляться, быть может, и закричал бы, зовя на помощь, продолжи мужчина свои действия. А теперь растерян и сбит с толку. И явно видно, что парнишка сможет ударить всерьез, только если его в самом деле не рассусоливаясь повалить на плиты, стягивая штаны с недвусмысленными намерениями, либо же направить в горло еще один клинок.
- Зачем? - хорош, чертенок рыжий! Сколько вызова в голосе!
- Защищаться, - охотно объяснил Ксавьер.
- Я все равно не умею им пользоваться… - прошептал Равиль, заворожено глядя в черные глаза мужчины, который так и не отодвинулся, по-прежнему возвышаясь над ним и отрезая пути к отступлению. Какой там к отступлению! Бегству…
- Это просто, - Таш почти впихнул рукоять кинжала прямо в упирающуюся ему в грудь ладонь. - Бей так, чтобы не разозлить, а наверняка.
Юноша взглянул на него с еще большим смятением. Ксавьер рассмеялся, немного отступая, и предложил уже другим, полным дружелюбия тоном:
- Хочешь научу?
Лисенок Поль задумался на мгновение, нахмурив свои изумительные бровки, а потом решительно кивнул:
- Хочу!
- Тогда, этот верни мне и пойдем, подберем тебе что-нибудь более подходящее к руке.
Мужчина перешел уже на обыденный, несколько деловой тон, и окончательно успокоенный Равиль последовал за ним без тени сомнений.
Бесконечно проливать слезы и жалеть себя невозможно: рано или поздно это надоедает либо тебе, либо другим…
О, конечно, соблазн велик, если рядом есть те, кто всегда рад подставить свое плечо вместо платка, пощекотав себе нервы смакованием чужой беды, перебиранием бренных костей, приправив подобное сочувствием, искренним в той или иной степени. Либо же горячие энтузиасты, готовые сострадать всем и вся просто по причине широты своего сердца, а кроме того, избытка свободного времени и отсутствии собственных интересов.
Нет, это не начало оды бессердечию, но ситуации бывают разные, как и люди, и есть такие, которые охотнее воскликнут - не бойтесь равнодушных, бойтесь добросердечных!
Знай сейчас кто-нибудь о причине переживаний юноши и сунься к нему с утешениями - это, пожалуй, стало бы для него последней соломинкой, переломившей доселе державший хребет. Равилю с избытком хватало и Ожье, и очередное доказательство, что он не заслуживает ничего, кроме снисходительной жалости, не требовалось.
Он убеждал себя, что справится, не может не справиться… Ведь он выжил в том, по сравнению с чем меркнет библейский Ад! Тоска и боль - как болото, стоит только немного отступить от тропы, сложить руки, уповая на провидение, и они тут же воспользуются слабиной, чтобы накрыть с головой, затянуть в себя, задавить, лишить последних крупинок воздуха, а вслед за ними и искры жизни. Когда надежды нет, кто-то цепляется за иллюзии, кто-то ломается, а кто-то живет дальше - так, как умеет… Равиль был из последних, и знал свою силу. Он выживет, он всегда выживал.
А надежды у него в самом деле уже не осталось. Он хотел бы отдать - если бы знал, чего от него желают.
Больше! Он хотел бы отдать любимому все - если бы его спросили!
Он хотел бы отдать себя - но в самом сокровенном смысле он был не нужен…
Он хотел бы, он смог - стать иным… Но от него ничего не требовалось.
И последние - станут первыми… Да будет так! Юноша просто устал от тоски и боли, и нужно было срочно отвлечь себя от сердечных страданий.
Это Ксавьер Таш полагал, что мальчик стесняется, упрямится и миндальничает. На самом деле, Равиль бросился в этот омут, очертя голову! Что, что в том такого, что он принял предложение о встречах? Не в кровать же прыгнул! Почти каждый увиденный на улице мужчина имел при себе оружие, так называемое гражданское. Их уроки не несли в себе ничего порочного, только пользу: случись что, юноша уже не окажется беспомощным теленком на потеху! Нож лег в ладонь, как будто был там всегда.
- Ты уже занимался с кем-нибудь? - заинтересованно спросил Ксавьер, отступая и пристально оглядывая воодушевленного раскрасневшегося «рыжика» на первом же занятии.
От общих позиций незаметно перешли к простейшим приемам.
- Можно и так сказать… - юноша отвернулся, давая понять, что он устал.
Он хотел уйти, но знал, что Таш не отпустит запросто, а сил на прямое противостояние не находилось. Вдруг, впервые с самого сераля, - вспомнился Мирза…
Черные очи - то горящие огнем, то потухшие пеплом. Сухощавое, откровенно худое и болезненно иссохшее, но все равно еще сильное тело… Два сверкающих в неистовой карусели клинка, и беспорядочно торчащие во все стороны волосы, которые Мирза неумолимо кромсал теми же ножами…
Княжий негласный фаворит не любил его, - это Равиль теперь знал наверняка. - Просто берег и учил. Аллах ведает, почему безумцу взбрела такая мысль, и почему из всех наложников он выбрал именно этого! Уже не важно, Мирза давно мертв. Здесь и сейчас есть Ожье, но он его тоже не любит, хотя и спас…
Его никто не любит и никогда не любил… - Равиль справился с этой мыслью.
Ну и что?! Нет ничего невозможного! Живой пример тому - он сам, он - стал свободным, когда мог ждать только смерти! Он столькому научился, он попробует! Он сможет… Жизнь кончается не завтра. И кто знает, возможно появится еще человек, который его полюбит.
Чем плох тот же Ксавьер? Молодой привлекательный мужчина в расцвете сил, который вызывает желание в теле… И ведь так приятно, когда интересуются именно тобой, не оскорбляя и не третируя, приятно, когда тебе оказывают знаки внимания и добиваются взаимности. Вон как лекарь Фейран за своим Айсеном ухаживал! На руках носил…
Положим, ни от Ожье, ни от Ксавьера Равилю того и не надо было, но если от первого юноша не ждал уже ничего, то настойчивые авансы второго были даже лестны: значит, он может нравиться мужчинам не только в смысле постели. Иначе, зачем так возиться, тратить столько времени, учить чему-то. И почему бы не сделать ответного шага навстречу? Тем более, если он в любой момент может отступить.
Он не был ни в чем уверен, но надоело прятать на утро покрасневшие глаза - одному, в спальне, ночью, можно было не сдерживать слез…
- Я люблю его…- юноша оборвал себя, глядя в светлеющий проем окна.
Да, любит. Но эта любовь безответна и безнадежна, пора с этим смириться. Возможно, со временем это чувство потеряет свою остроту и станет чем-то иным… А на смену ему придет новое - к тому, кто
