Он неохотно потащился с ней через всю комнату.
– Мисс Байрон, – сказала Энни, – это мой друг. Можно ему поприсутствовать сегодня?
Джой Байрон обернулась и смерила его взглядом.
– А как вас зовут, молодой человек? – спросила она величественно.
– Ник, – промямлил он.
– И фамилия у нас имеется?
– Ник Анджело.
– Отбросьте «о», – сказала она драматически. – Ник Эйнджел – я просто вижу это имя на афишах!
– Да?
– Да, конечно, – она отвернулась и стала разговаривать с каким-то учеником. Энни отвела его в сторону:
– Ты ей понравился.
– Откуда ты знаешь?
– Я сразу поняла. Он усмехнулся:
– Ну, конечно, ведь я не просто тип с улицы.
– Что мне нравится в тебе, Ник, так это твоя скромность. Идем, займем вон там места.
Он оглядел большую, душную комнату. Вокруг было несколько парней в теннисках и джинсах, изо всех сил подражающих Марлону Брандо, и очень много хорошеньких девушек, чересчур всерьез себя воспринимающих. Актеры. Такие же, как он.
Когда все уселись, Джой Байрон встала и обратилась к классу.
– Сегодня мы будем говорить о мотивации, – сказала она. Повисла большая эффектная пауза. – Я работала с Оливье, Гилгудом и фактически со всеми великими англичанами. Выходя на сцену, первое, о чем они думали, была мотивация поступков. Как мотивировать то, что они делают!
И Ник понял, что эти занятия очень отличаются от тех уроков, которые когда-то давала Бетти Харрис в Босвелле.
Он не ошибся. Джой Байрон с восторгом поучала слушателей, полагая, что сообщает им нужные сведения, очень много рассказывая о своей фантастически успешной карьере в Англии.
– А в Англии она была очень знаменита? – спросил он шепотом Энни.
Энни кивнула, глаза ее сияли:
– Да, она замечательный преподаватель.
– А почему она уехала?
– Не знаю.
В середине занятий Джой вызвала двух учащихся и велела им разыграть сцену, выражающую гнев.
Ник очень внимательно следил за этюдом.
Ребята играли хорошо.
Он мог бы сыграть лучше.
Они кончили. Джой встала и жестко их разнесла, а затем предложила всем остальным сделать замечания. Некоторые только, казалось, и ждали момента, когда могут разорвать актеров в клочья, меньшинство осыпало их преувеличенными похвалами.
– Надо быть ко всему готовым – к хорошему и к дурному, – прошептала Энни. – Здесь каждый имеет право высказываться. И, можешь поверить, критика иногда просто безжалостная.
А он никак не мог решить, стоит ли связываться со всем этим. Одно дело играть в Босвелле. Но здесь Голливуд, и к чему ему критика?
Когда он уходил, его остановила Джой Байрон, положив худую лапку, всю в голубых венах, ему на руку.
– У вас есть внешность, дорогой мальчик, – сказала она своим серьезным английским тоном.
– Есть? – спросил он осторожно.
– О, да. Я сразу это вижу, – ответила Джой. – У вас есть вид.
Он глубоко вздохнул, от нее пахло увядшими розами и нафталином.
– Да, ну, э… я рад это слышать.
Она смотрела на него, не отрываясь. Глаза у нее слезились.
– В следующий ваш приход сюда вы что-нибудь сыграете.
– Но я еще не записался в ваш класс.
– Да, конечно, но иногда я принимаю учащихся бесплатно. Посмотрим. И в следующий раз будьте готовы.
– Что она тебе сказала? – сразу же спросила Энни, как только они вышли. А когда он рассказал, она
