литература не приспособлена к специфической
Тем не менее собственные синдикалистские теории Новомирского были очень близки к французскому прототипу: тред-юнионы должны вести ежедневную экономическую борьбу, в то же время готовя рабочий класс к социальной революции, после которой тред-юнионы станут «ячейками будущего общества рабочих». Кроме того, Новомирский воспринял от французских синдикалистов идею, что понадобится сознательное меньшинство дальневидных рабочих, которые станут побуждать к действиям инертные массы.
Исполняя роль этого «революционного меньшинства», анархо-синдикалисты Новомирского не станут брать на себя обязанности командиров своих братьев по классу, а лишь будут прокладывать пути в революционной борьбе. Их нынешняя задача заключалась в том, чтобы уберечь тред-юнионы от судьбы второстепенных органов политических партий. Для рабочих-анархистов было очень существенно организовывать тайные ячейки, чтобы бороться с социалистическим «оппортунизмом» в существующих союзах. В то же самое время, чтобы привлечь неорганизованные и несознательные элементы рабочего класса, анархисты создавали свои собственные союзы и объединяли их в Всероссийском революционном союзе труда, который представлял собой версию ГКТ Новомирского.
Между 1905 и 1907 годами Южно-российская группа анархо-синдикалистов Новомирского привлекла к себе немалое количество рабочих в больших городах Украины и Новороссии, а также интеллектуалов из среды социал-демократов, эсэров и анархо-коммунистов. Пусть даже утверждение, что они имеют 5000 сторонников, – явное преувеличение, последователи Новомирского включали в свои ряды кроме фабричных рабочих немало моряков и докеров припортовых районов Одессы, пекарей и портных из Екатеринослава. Его группа поддерживала тесные связи с анархистскими кругами в Москве и в других местах, создавала «организационные комиссии» для координации деятельности союзов на местах и набирала боевые отряды, чтобы иметь средства на развитие движения. «Я убежден, – заметил как-то Иуда Рошин, – что Бог, если бы существовал, обязательно был бы синдикалистом – в противном случае Новомирского не ждал бы такой большой успех».
Кроме анархо-синдикалистов, которые действовали главным образом на юге, анархо-коммунисты из школы «Хлеба и воли» добивались немалых успехов в расцветающем в России рабочем движении. В Москве анархистские агитаторы доставляли листовки на заводы Замоскворечья и Пресни и на ткацкие фабрики соседних текстильных городов; анархистские ячейки на таких крупных предприятиях, как ткацкая фабрика Цинделя или электростанция, организовывали забастовки и демонстрации, а группа «Свободная коммуна», связанная с движением Новомирского, несмотря на то что она принадлежала к анархо-коммунистам, имела определенное количество сторонников в союзе металлистов и несколько меньшее число среди типографских рабочих. В апреле 1907 года конференция анархо-коммунистических групп Урала, которые большей частью придерживались позиции «Хлеба и воли», призвала к созданию «нелегальных межпартийных союзов» и одновременно – к участию анархистов в существующих профсоюзах, дабы противостоять разлагающему влиянию социалистов-«оппортунистов». А тем временем в Северной Америке тысячи эмигрантов вступали в анархо-синдикалистский Союз русских рабочих Соединенных Штатов и Канады.
На русских синдикалистов, и на родине, и в изгнании, большое впечатление произвела тенденция промышленных рабочих к самоорганизации, несмотря на неуклонное противостояние правительства. Тайные союзы вот уже тридцать лет вели нелегкое существование в России, стремясь одолеть препоны, которые ставил перед ними закон, а стачечные комитеты появились во время великих петербургских стачек текстильщиков в 1896 и 1897 годах. В 1903 году правительство позволило создание советов старейшин на промышленных предприятиях. И пусть даже избранные старейшины подлежали утверждению работодателей, само их существование говорило о важном этапе в эволюции рабочих организаций в России. Многие из таких советов на деле стали подлинными представителями рабочих в горячие дни 1905 года.
Революция также принесла свидетельства спонтанной организации рабочих комитетов на заводах и фабриках. Они играли жизненно важную в создании советов рабочих депутатов роль, сначала в таком текстильном центре, как Иваново-Вознесенск, а потом в Санкт-Петербурге и других городах. Тред-юнионы также достигли заметного прогресса в 1905 году, а в марте следующего года были наконец легализованы.
Революционная атмосфера России подпитывала дух радикализма в тех рабочих организациях, которые по своему настрою были ближе к революционному синдикализму Франции или Италии, чем к эволюционному тред-юнионизму Англии или Германии. В 1905 году рабочее движение в России было слабым и неорганизованным, его раздирали фракционность и взаимное недоверие между рабочими и интеллигентами. Не имея традиций парламентской демократии или легального профсоюзного движения, российские рабочие практически ничего не ждали ни от государства, ни от промышленников и обратились к идее «прямого действия», которую практиковали вооруженные комитеты на местах.
Концентрация рабочей силы на больших предприятиях скорее способствовала, чем мешала росту небольших рабочих комитетов, потому что большие производственные комплексы обычно делились на несколько предприятий, что обеспечивало плодородную почву для появления групп, склонных к радикальным действиям.
События 1905 года укрепили убеждения многих синдикалистских групп в спонтанном возникновении во времена острых кризисов кооперативных организаций на местах. Без сомнения, в них входили те, кто видел советы, профсоюзы и фабричные комитеты в свете кропоткинских воззрений, считая, что они являются современным выражением естественной склонности человека ко взаимной помощи и берут начало еще от племенных советов, деревенских собраний или в зачатках организованности еще более первобытных времен.
Но сторонники синдикализма, пришедшие после Кропоткина, смешивали принцип взаимной помощи с марксистской доктриной классовой борьбы. Потому что в понимании синдикалистов понятие взаимной помощи не включало в себя человечество в целом, а существовало только для представителей единственного класса, пролетариата, чья солидарность закалилась в борьбе против капиталистов. Различные рабочие организации, настаивали они, представляют собой боевые отряды, а не арбитражные суды для смягчения классовых конфликтов, как считали либералы и реформисты. Синдикалисты, например, считали, что советы должны обладать и революционными функциями, отвечающими российским условиям. Открытые для всех левых рабочих, каких бы оттенков политических воззрений они ни придерживались, советы должны были действовать как беспартийные рабочие организации, созданные «снизу» на уровне города или района с целью свержения старого режима.
Русские социал-демократы предавали анафеме синдикалистскую концепцию советов как неполитической и неидеологической боевой организации рабочего класса. Социалисты, противостоя и ультраэкстремизму антисиндикалистов в лагере анархистов и опасаясь опасной конкуренции просиндикалистов, стремились исключить представителей обоих групп из советов, профсоюзов и рабочих комитетов. В ноябре 1905 года, когда всеобщая забастовка уже начала сходить на нет, Исполнительный комитет Петербургского Совета проголосовал за запрет всем анархистам на участие в их организации. Это решение укрепило решимость русских синдикалистов создавать свои собственные анархистские союзы, отделенные от существующих рабочих организаций и противостоящие непартийным и неидеологическим убеждениям французских синдикалистов.
В сравнении с горячим энтузиазмом Корн и Оргеиани отношение Кропоткина к синдикализму было в лучшем случае осторожным. Он сдержанно относился к советам, в которых господствовали социалисты, и рекомендовал анархистам участвовать в рабочих организациях, пока есть возможность оставаться двигателями народного восстания, не имеющими отношения к какой-либо партии. Группа харьковских анархо-коммунистов, сочувствующих взглядам Кропоткина, объявила, что, если советы подпадут под политический контроль социалистов, они никогда не смогут выполнить свою основную задачу как «боевая организация», ведущая тружеников «ко всеобщей забастовке и восстанию». Революционные советы, в которых доминирующее положение занимали интеллигенты – любители трескучих фраз, неминуемо
