– Надо отнести к Хранителю слов.
Мы, конечно, эту жестянку честно выменяли, но что, если она полезна для всего анклава? Присвоишь такую вещь – жди неприятностей. А неприятности у нас оборачиваются чем? Правильно, изгнанием. А изгнание – такими ужасами, что и сказать страшно. Мы переглянулись, положили плотный бумажный квадратик обратно в коробочку и закрыли ее. Еще раз переглянулись: все понимали, чем все закончится, если нас обвинят в присвоении общего достояния.
– Так, надо по-быстрому с этим разобраться, – заявил Камень. – А мне уже к мелким пора.
– Обожди немного!
И я бегом припустила прочь – нужно найти Шнурка. Парень обнаружился – вполне предсказуемо – на кухне. Кстати, у меня пока не было собственной комнаты – но ничего, теперь, когда есть имя, будет и личный закуток. Прощай, общая спальня молокососов.
– Чего надо? – строго вопросил Шнурок.
Ну не обижаться же на него… Мне дали имя, но это не значит, что Шнурок мгновенно изменится и перестанет меня шпынять. Для кого-то я еще долго, пару лет точно, останусь шмакодявкой. Ну а потом возраст даст о себе знать, и я начну стареть…
– Ты мне вот что скажи. Где мне теперь жить?
Шнурок вздохнул, но все ж таки повел меня через лабиринт – вглубь, вглубь; мы шли, толкаясь и уворачиваясь от прохожих, ныряя под навесы и обходя наставленные повсюду перегородки. Мое жилище оказалось зажатым между двумя другими, но это были четыре фута личного, принадлежащего мне одной пространства.
Собственно, теперь мне предстояло проживать в трех стенах из ржавого железа, отгороженных от любопытных глаз драным куском ткани. Впрочем, занавеска – это лучше, чем ничего. Да и кто мог похвастаться жилищем покрасивее? У всех все было одинаковое, разве что безделушки каждый натаскивал по своему вкусу. Мне вот, к примеру, нравились всякие блестящие штучки – хотя я, конечно, скрывала свою слабость. Правда, непременно старалась выменять что-то посверкивающее в свете факела…
– Ну что, все? Тогда я пошел.
Шнурок развернулся и уплелся обратно на кухню. Ну что, вот он, долгожданный миг. Глубоко вздохнув, я откинула занавеску. Ага. Вот набитый тряпьем тюфяк. А вот и ящик – туда складывают пожитки, обычно весьма скудные. Зато сюда никто не имеет права входить без приглашения. Моего приглашения. Я заслужила собственное жилище.
На сердце у меня было не очень спокойно, но, опуская кинжалы в ящик, я улыбалась. Красивые они все-таки. К тому же сюда все равно никому ходу нет, а отправиться к Хранителю слов вооруженной до зубов – плохая идея. Он, как и Белая Стена, уже старик, и со странностями.
Если честно, предстоящий допрос меня не радовал.
Испытание
Мы быстро и четко изложили суть дела и предъявили банку. Хранитель запустил туда пальцы, просеивая невесомую розовую пыль. И осторожно вытащил бумажный квадратик.
– Говорите, эта штука к вам уже давно попала?
Хранитель слов одарил нас свирепым взглядом. Можно подумать, мы в чем-то виноваты. Но он считал нас если не преступниками, то уж точно дураками.
Камень принялся объяснять:
– Мы, все трое, выменяли эту банку и решили, что откроем ее, когда Пятнад… упс, извините, Двойке дадут имя.
– Значит, вы понятия не имели, что там внутри.
– Нет, сэр, – отрапортовала я.
Наперсток робко покивала. Вообще-то в анклаве редко оставляли в живых мелких с физическими изъянами. Но Наперсток хромала несильно и прекрасно справлялась с обязанностями Строителя. Она работала как сумасшедшая – видно, пыталась всем доказать, что ее не зря здесь держат.
– Вы готовы принести клятву? – спросил Хранитель.
– Да, – отозвалась Наперсток. – Никто из нас не знал, что там внутри.
С кухонь позвали Медяшку, и та засвидетельствовала, что мы поклялись. Хранитель забрал документ и положил к остальным.
– Вон отсюда, все трое, – прорычал он. – Я извещу вас о своем решении в надлежащее время.
Мы шли обратно, настроение у меня испортилось окончательно. Но надо было показать друзьям мою комнату. Камень мог пойти ко мне – в качестве сопровождающего для Наперстка. Мы шлепнулись на тюфяк все втроем – прямо как в старые добрые времена в общей спальне для мелких. Камень сел посередине и обнял нас. Такой теплый, привычный – и я положила голову ему на плечо. Вообще-то я не позволяю никому меня вот так трогать, но Камень – это особый случай. Мы же еще мелкими подружились. Почти сроднились, да.
– Все будет хорошо, – уверенно сказал он. – Не могут же они наказать нас за то, чего мы не делали.
Наперсток тоже прижалась к нему, причем с очень довольным видом. Ей бы в Производители… Но старейшины такого ни за что не допустят, как бы она ни просила. Физические изъяны не должны передаваться по наследству – даже такие безобидные, как у нее.
– Точно, – согласилась она.
И я кивнула. И впрямь, с чего бы оно могло обернуться иначе. Старейшины заботятся о нас. Понятно, что им придется изучить дело, но когда они ознакомятся со всеми фактами, то поймут, что мы невиновны. Мы же все сделали правильно: сдали бумагу, как только нашли.
О чем-то задумавшись, Камень перебирал мои волосы. Да, для таких, как он, это нормально. Производителям не запрещается касаться других. Мне даже странно иногда, как они так легко к этому относятся – то обнимутся, то похлопают друг друга по плечу и все такое. А вот Строителям и Охотникам такие вольности не позволены – чтобы в нехорошем не обвинили.
– Мне пора, – со вздохом сказал Камень.
– Ухаживать за мелкими? Или заделывать их?
В голосе Наперстка послышалась ярость. Мне даже стало ее жаль. Понятно, что у бедняжки есть мечта, и мечта несбыточная. Не то что у меня. У меня все мечты сбылись. Я прямо сейчас готова приступить к работе!
А Камень довольно осклабился – похоже, он понял вопрос буквально.
– Ну, если тебе так интересно…
– Да нет, не особо, – быстро встряла я.
Наперсток поникла:
– На самом деле мне тоже пора. Хороший получился праздник, правда, Двойка?
– Ага. Не считая визита к Хранителю, конечно. – И я широко улыбнулась.
Они встали и пошли к себе, а я растянулась на тюфяке и принялась строить планы на будущее. Я Охотница! Наконец-то я – Охотница!
Когда я увидела Невидимку в первый раз, то не на шутку испугалась. Лицо у него было худое, острое, а темные лохмы падали на глаза – тоже темные, даже черные, как бездонный колодец. А шрамов на нем было несметное количество – видно, он прошел через столько битв, что и представить сложно. Жизнь у нас несладкая, но в глазах у него стояла такая злость, что все понимали – Невидимка повидал кое-что похуже и пострашнее.
В отличие от остальных, он не родился в анклаве. Невидимка вышел из туннелей – уже не мелкий, но еще и не взрослый, полуживой от голода и совершенно дикий. У него не то что номера, как у нас, не было – у него вообще никаких понятий о жизни не было. И тем не менее старшие граждане проголосовали за то, чтобы он остался в анклаве.
– Тот, кто выжил в туннелях без посторонней помощи, очень силен, – сказал Белая Стена. – Он нам еще пригодится.
– Ага, если для начала нас всех не поубивает, – пробормотала Медяшка.
Медяшке двадцать четыре – старше нее только Белая Стена. И они были вместе какое-то время, пусть и недолго. Медяшка единственная осмеливалась ему возражать, хоть и не так чтобы всерьез. Остальные
