Глубинка

перебила его:

— Да что ты, милок, заладил: уважаемый, уважаемая! Анна Михайловна меня зовут. Можно просто — баба Аня.

Сбитый с толку такой непосредственностью, Иван Николаевич задал совсем не тот вопрос, что интересовал его сейчас в первую очередь:

— Скажите, баба Аня, а куда этот ваш Фёдор отправился?

— Так известно куда — мерина своего запрягать, — охотно ответила старушка. — Кроме него ехать в больницу-то и некому.

— А у вас, значит, кто-то приболел? — горожанин решил на всякий случай проявить интерес к проблемам поселян.

— Ну, ты сказал, касатик! — хихикнула старушка, показав довольно сносно сохранившиеся зубы. — Ты лучше спроси, кто у нас тут здоровый.

— Так, может быть, он и меня до больницы подбросит? — сообразил Иван Николаевич, догадываясь, что здесь его горю вряд ли помогут.

— Подбросит, батюшка, подбросит — закивала баба Аня. — Тебя-то уж по всякому подбросит.

Что-то в её словах не понравилось вдумчивому историку, но насущные проблемы не позволили ему проанализировать сказанное.

— Спасибо, бабушка! — вежливо попрощался он. — Я пожалуй, пойду догоню Фёдора.

— Да не волнуйся ты, касатик, он тебя теперь сам найдёт, — не желала расставаться старушка. — Лучше постой со мной, здесь место самое удобное.

И опять Ивану Николаевичу слова старушки показались какими-то неправильными. Что-то она упорно недоговаривала.

— Для чего удобное? — встревоженно спросил он.

— Для драки удобное, сердешный, для драки, — всё так же добродушно ответила баба Аня.

— А кто с кем драться-то будет? — теперь уже Иван Николаевич умышленно старался не обдумывать бабкины слова, чувствуя, что ничего хорошего он не надумает.

— А ты бы, милок, чем болтать попусту, лучше имя своё назвал, — как будто невпопад сказала женщина. — Чтоб я, старая, знала, кого в молитвах поминать.

Иван Михайлович машинально представился.

— Так вот, Ванюша, обидел ты Фёдора-то нашего, — печально продолжила баба Аня. — Уж больно он не любит, когда напоминают, что у нас в деревне чего-то нет. Вообще-то он у нас непьющий, но в таком случае всегда напивается. Но если сразу же подерётся с обидчиком, то тут же и отходит. Ты уж снова-то его не обижай! Сделай милость, подерись с ним.

Теперь, наконец, Иван Николаевич понял все старушкины недомолвки. И почувствовал себя крайне неуютно.

— Да не хочу я с ним драться! — возмущённо сказал он. — Пусть себе другого противника ищет.

— Так, мил человек, где ж ему другого противника найти? — участливо сказала старушка. — У нас в деревне всего трое мужиков и осталось. Но Васька Никифоров занятой очень. Если не пьян вусмерть, значит, самогон гонит. Некогда ему драться. А дед Степан и трезвый-то на ногах еле стоит. Куда ему с молодым тягаться. А Фёдору-то без драки жизнь совсем постылая. Одна надежда — на проезжих.

— Да не согласен я! — продолжал негодовать кандидат в кандидаты исторических наук. — Мне тоже драться некогда. Я к вечеру в Рябиновке должен быть.

Но бабку было не переубедить.

— Полно тебе упрямиться, касатик! — укоризненно сказала она. — Опоздал ты уже в Рябиновку. Почему бы, раз такое дело, меня, старую, не уважить? У нас ведь тут развлечений мало. Кино уж сколько лет не привозили. А тут — всё равно, как фильм посмотрела.

Баба Аня неожиданно ловко нагнулась и вытащила из-за бревна другую деревяшку, потоньше.

— Ты, Ванюша, возьми-ка лучше оглоблю, — теперь голос её стал ласковым, совсем материнским. — Я её тут на всякий случай держала. Без оглобли тебе с Фёдором всё одно не сладить. Да и он, чай, не с пустыми руками вернётся.

— Ну, с богом! — перекрестила она Ивана Николаевича, сунув ему в руки палку. — А за машину свою не беспокойся. У нас чужого не берут. Как оклемаешься, приезжай и забирай свой автомобиль. Хорошему человеку у нас всегда рады.

Иван Николаевич хотел ещё что-то возразить, но из-за угла уже появился Фёдор, радостно заулыбавшийся при виде оглобли в руках у супостата. Уже не таясь, он достал из-за широкой спины большую и на удивление новую совковую лопату.

А без пяти минут кандидат исторических наук, запоздало поднимая оглоблю для защиты от удара, так же запоздало подумал, что его любимые дворяне-пугачёвцы всё-таки были в чём-то не правы.