потребности, потому что не может иначе. Эту позицию я и называю добротворчеством.
– Но именно такой человек и получает большую нравственную выгоду?
– Нравственность и выгода? – возмущается Амирэджиби. – Нет, это несовместимые понятия!
Такая вот категоричность. Мой вопрос оказался как бы вне системы его координат. Порой у меня возникает ощущение, что при нашей беседе присутствует третий – сам Дата Туташхиа, и это он отвечает на вопросы.
– Каждого нормального человека, – продолжает Амирэджиби, – обязательно мучает духовный голод. Ему необходимо ощущать, что не напрасно он живет на свете, и эту истину он каждый день должен себе подтверждать и доказывать. То есть в духовной пище человек нуждается не меньше, чем в хлебе насущном. А самый верный путь добыть пищу духовную – это добротворчество, участие в судьбах других людей. И знаете, в отношении пищи духовной наш социалистический закон «Кто не работает, тот не ест» действует безотказно. К духовному «котлу» общества просто так не присосешься. Кусок своего духовного хлеба не «урвешь» из чужих рук, не «достанешь» с черного хода.
На замечание о том, что людям, живущим по законам добротворчества, куда тяжелее приходится, чем другим, кто и не помышляет о добре, слышу ответ:
– Злым жить легче, чем добрым? Может быть. Но за свою жизнь я не видел, чтобы злой человек был счастлив.
– А вы счастливы, Чабуа Ираклиевич?
Лицо его становится необычайно серьезным:
– С таким удовольствием на свете живу, вы даже представить себе не можете. И, знаете, мне ужасно везет в жизни. Да, где бы я ни был, мне всегда необъяснимо везло. Говорю это и не боюсь сглазить судьбу.
...Одну легенду из жизни Амирэджиби не могу не вспомнить. Мне рассказывали о ней многие люди, а потом подтвердил и он сам. Было это в 1968 году – врачи обнаружили у Амирэджиби рак горла. Он приехал в Москву. После консилиума у врача с больным состоялся такой разговор: «Немедленная операция, или вы умрете». – «Нет, я не умру». – «Умрете в течение полугода. Гарантирую вам». – «А я гарантирую, что проживу по меньшей мере четыре года, – они мне нужны, чтобы закончить роман». От операции больной наотрез отказался. Врач посмотрел на него как на сумасшедшего... То, что Амирэджиби выжил, было, конечно, чудом. Впрочем, не единственным чудом в жизни этого человека.
– Как вы объясняете секрет своего везения?
– Может быть, дело в том, что я никогда никому не хотел зла. В моей жизни были случаи, когда я узнавал, что вот этот человек замышляет против меня страшную подлость... Можно было бы застать его врасплох, потом отомстить. Но я открыто шел к нему и говорил: зачем тебе это нужно? Что тебе это даст, кроме огромной ноши на совести? И знаете, переубеждал. Даже плохой человек способен оценить, если ты подходишь к нему с добром.
– Но ведь это уже компромисс, а вы говорили, что не признаете компромиссов...
– Иногда разумнее бывает уступить человеку, потому что это принесет ему больше пользы, чем мне вреда. Он пойдет потом к другим людям, и ему будет стыдно делать им зло, раз с ним поступили совсем по-другому.
– А если не будет ему стыдно?
– Сотню раз наблюдал, как за совершенное зло люди расплачиваются. Пусть не немедленно, но обязательно расплачиваются – и чистоганом. Все, все воздается! Даже в мелких случаях. Если меня, например, настигает какая-то неудача, начинаю рыться в памяти: где и по отношению к кому я поступил несправедливо, кого ненароком обидел. И в большинстве случаев нахожу и тогда успокаиваюсь: надо платить, нечего жаловаться на судьбу.
– Итак, назначение человека, как сказано в романе, не только в том, чтобы победить зло, но и обратить его в добро. Но это, Чабуа Ираклиевич, призыв к какой-то героической нравственности!
– Нравственность – всегда противостояние, – говорит он (тут я понимаю вдруг, что «нравственность» и «добро» для него синонимы). Продолжает: – Есть борьба «против», но есть и борьба «за». Бороться против какого-то одного негодяя, наказать его – мало радости. Всего лишь разрушишь то, что он сделал или хотел сделать. Бороться «за» – это приносить что-то новое, от себя. Наперекор всем неблагоприятным обстоятельствам делать добро. Предъявлять строгие требования прежде всего к самому себе, становиться сильнее – так только и можно изменить обстоятельства.
Провожая меня, уже у лифта, произносит последний монолог:
– И пусть на твоем пути встретился кто-то ответивший злом на добро, значит ли это, что твое хорошее дело пропало? Ты не догадываешься даже, как согрело оно чью-то, может, и неведомую тебе жизнь. Если слеп один человек, еще не значит, что люди слепы. Благодарность часто приходит не с той стороны, с какой ждешь... И знаете, к какой мысли я пришел? Вернее, увидел эту мысль на своем опыте, на судьбах других людей: добро – это особый, не изученный пока вид энергии, которая не исчезает из мира, а накапливается... Каждый добрый поступок, слово, желание бессмертны...
Доверие
На чем держится доверие? Если мы хотим, чтобы нам доверяли, и мы сами доверяли себе, нужно иметь представление о том, как доверие устроено и чем оно поддерживается. Для этого нам нужно уяснить себе строение и природу поступка. Поступок – это действие, которое ориентировано на другого человека, людей или связано с ними. Поступки вызываются обстоятельствами. Например, неприятность или угроза целости другого человека вызывает немедленное желание поддержать падающего, сочувствовать несчастному, защитить от нападения врага. Люди отличаются друг от друга способностью совершать поступки. Для одного желание помочь более вероятно, а для другого – наоборот, один не струсит перед лицом угрозы, а другой, вероятнее всего, обратится в бегство. Понимание других людей и обстоятельств их поступков позволяет в поведении обнаружить некоторое постоянство, которое и порождает уверенность в том, что другой человек будет вести себя определенным образом в некоторых сходных обстоятельствах. Вот это предвидение и уверенность и обеспечивают успешность человеческих отношений. Если я уверен, что мой товарищ не струсит в некоторых обстоятельствах, я испытываю к нему чувство доверия. Более того, если я знаю его хорошо, то могу установить ситуации, в которых он может проявить отвагу и смелость. Например, он может очень бояться собак или мышей, но быть смелым в других обстоятельствах, скажем, при защите слабых от насилия хулиганов.
Нетрудно понять, что способность испытывать доверие является результатом знания жизни и знания конкретных людей. Если я хорошо знаю своего друга, то я ему доверяю, хотя у него может быть много недостатков. Знание человека порождает доверие. Знаменитый советский педагог А. С. Макаренко очень хорошо понимал личность своих воспитанников и поэтому безошибочно доверил крупную сумму денег человеку, воспитаннику, который ранее занимался кражами. И этот воспитанник полностью оправдал его доверие. Доверие оказывает огромное воспитывающее значение. А если мы не доверяем другому человеку, не понимая его, то мы часто его развращаем и портим, развивая в нем неподобающие черты характера: «А, ты мне соврал тогда, я тебе не верю». Если мы лишим его доверия, то тем мы преграждаем ему путь к правдивости. Незадачливая жена постоянно твердит своему мужу: «Ты меня не любишь, потому что не делал того-то и того. У тебя, наверное, корыстные интересы, и поэтому ты еще живешь со мной!» Своим недоверием эта женщина создает барьеры к тому, чтобы ее любили. Мать может считать своего сына лентяем и бездельником, врагом труда и тем самым направленно лишает его доверия, которое могло бы выработать в нем трудолюбие и деловитость. Лишение доверия является всегда наказанием и, более того, препятствует нормальному развитию отношений.
Как может доверие способствовать образованию в другом человеке определенных качеств личности или препятствовать им вследствие недоверия? Это нетрудно понять, если учесть открытую психологами закономерность, которая может быть сформулирована так: наше поведение определяется не только
