экстремальных климатических зон — субарктики и арктики, — некоторые молодежные газеты и журналы бросили клич: «Пофантазируем!» И замелькали проекты северных поселений. Они в большинстве своем мало чем отличались от фантастических городов на Луне и на Марсе. Это были строения под прозрачными куполами, где вольготно цвели вечнозеленые сады и искрились искусственные водоемы, города, состоящие из громадных зданий, соединенных между собой стеклянными галереями. В одном из таких проектов, помнится, даже значился точный адрес: «Надым — город будущего». Пропагандисты смелых идей в ту пору, пожалуй, переусердствовали. Кое-кто из юных читателей принял фантастические образцы за чистую монету…
Вспоминаю салехардский аэропорт 1971 года. Утлое заваленное сугробами зданьице барачного типа. Еще вчера оно пустовало. Но теперь! Толпы людей дневали и ночевали здесь. Среди сваленного на пол пыльного дорожного скарба сопели, храпели, резались в «тыщу», бессонно маялись молодые парни и девушки, геологи, буровики, плотники, механизаторы, прожженные северные бичи. Надым был объявлен Всесоюзной ударной стройкой. И люди ехали строить Надым.
Там, в провонявшем консервами, перегаром и багажом сумрачном зальчике ожидания я впервые наблюдал те душевные аварии, когда хрустальные мечты на всем ходу сталкивались с железной действительностью! Мальчик в кроличьей ушанке, теребя пошарпанный рюкзачишко, еще что-то лепетал про город под стеклянным куполом, а заспанный, стершийся в мутной воде похмелья мужичок втолковывал ему свое, истинное что и как.
— Брось ты эти сказки. Выкинь из головы. Там, в Надыме, чтобы на ночь приткнуться, угла нет. Я вон месяц бичевал в балке на нарах. Проснешься по утрянке — башку не оторвешь: волосы к стенке примерзли. А ты как думал? Стенки-то железные, ковров не весят! Вот ежели летом, конечно, по навигации материалов подкинут, тогда другое дело. Тогда к осени, может, первый дом заложим…
— Какой дом? — в глазах мальчика растерянность.
— Обыкновенный, в пять этажей. Какой еще?!
— А купола?
— Чокнулся ты на куполах, чудо в перьях! Кто хоть их изготовляет, ты мне покажи. Каки хоть они на вид-то? Мотай-ка ты, братан, домой, к мамке. Там тебе и все купола! А тут — Север. Понимаешь ты — Север?
Действительность
Там и впрямь было не до куполов. Руководители единственного в ту пору в Надыме треста Севергазстрой столкнулись на практике с явлением катастрофическим — текучестью кадров. Трест и его подразделения напоминали проходную с множеством дверей. Люди шли нескончаемым потоком. Они входили в одни двери и выходили в другие. И самое обидное было то, что в общей массе уходили и нужные стройке люди — квалифицированные рабочие, специалисты.
Человеку, живущему в большом городе, работающему на крупном предприятии со сложившимися традициями, трудно понять необычность драматизма северных проблем. Давайте вообразим и наглядно представим всю картину. Итак, вы будто смотрите с высоты птичьего полета на территорию в сотни квадратных километров, где нет ни железных дорог, ни автомагистралей, ни городов, где признаки присутствия человека так ничтожны, что их впору не заметить. В юго-западной оконечности этой территории есть точка — клочок земли размером примерно в 400 гектаров. Здесь предстоит построить город. В пятнадцати километрах от этого пятачка — река Надым. Ее берега придется одеть в бетон, возвести причальные сооружения, водрузить на них краны, т. е. создать речной порт.
На противоположной стороне реки, на правом ее берегу — поселок Старый Надым. Когда-то там жили пяки — лесные ненцы. В пятидесятых они влились в коллективные оленеводческие хозяйства, ушли на север — в Ныду, Нори, Хэ — и там осели. В поселок пришли нефтеразведчики, отстроили его заново. Но к началу освоения и они откочевали к Обской губе, в Нумги. А Старый Надым готовился стать базой строителей газопровода и железнодорожной линии Надым — Медвежье.
До Медвежьего 120 километров. Там, на месторождении, должен возникнуть поселок Пангоды — плацдарм буровиков и газодобытчиков — и десять установок комплексной подготовки газа, каждая из которых — средней величины завод. Эти установки растянутся по тундре стокилометровой шеренгой с юга на север, почти до самой Обской губы.
Срок, чтобы раскрутить строительство, поднять всю эту махину, включая и строительство города, и промысла, и газопровода, отпущен крайне малый: по планам правительства уже через год ямальский газ должен быть подан на Урал и в Центр, а через пять, максимум — шесть лет Медвежье необходимо вывести на полную проектную мощность! Что для этого нужно? Живая сила и техника: сотни машин и механизмов, тысячи и десятки тысяч человеческих рук. Все это есть в стране. Тысячи людей откликнулись на призыв Родины. Но на стройке нет ни жилья, ни гаражей, ни ремонтных баз — ничего! А сроки уже установлены. И вся эта неудержимая масса — люди, машины, грузы, оборудование, механизмы — уже хлынула со всех концов великой страны!
Вспоминаю каменное лицо управляющего трестом Василия Даниловича Чернышева. Будучи в курсе неутрясок и проблем, я как-то спросил его:
— А может быть, произошла тактическая ошибка? Может, разумнее было бы заблаговременно подготовить базу, создать необходимые условия, а уж тогда и призывать людей?
На это он твердо ответил:
— Нам здесь условий никто не создаст. Мы сюда и посланы для того, чтобы создать эти условия.
Трудно начинался Надым. Зимой в непролазных снегах пятисоткилометрового зимника увязали механизированные колонны, выходили из строя машины, дефицитные грузы оседали в кюветах, не дойдя до строительной площадки. Единственная на весь поселок котельная работала на пределе сил, мощности всех передвижных электростанций не хватало, чтобы поддержать свет и тепло в вагон-городках, да и вагончики не могли вместить всех нуждающихся в жилье людей.
К осени, благодаря усилиям многочисленных студенческих отрядов, обрисовались фундаменты первых капитальных домов. Но домов-то еще не было, их надо строить…
До предела уплотняли население в балках и вагончиках, ставили раскладушки в кабинетах управлений, размещали вновь прибывающих на полу комсомольского штаба стройки, превратили в общежитие даже баню, а в Пангодах — овощехранилище.
Почти дословно помню разговор с уполномоченным министра газовой промышленности Михаилом Александровичем Васильевым. Мы встретились белой ночью у котлована под фундамент первой надымской пятиэтажки.
— И обком партии, и мы, строители, — сказал Васильев, — пришли к единому мнению, что не имеем права бросать на ветер государственные рубли и не станем повторять просчетов обустройства в Среднем Приобье. Там настроили деревянных домов. Потом над ними поднялся бетонный массив. Людям, естественно, захотелось жить в благоустроенных квартирах, и деревяшки пошли под снос. В Надыме мы пойдем другим путем: будем сразу же строить город в капитальном исполнении. И людей настраиваем так, что пока придется жить тесно в балках, в вагончиках год, если понадобится — два.
Признаюсь: в ту пору мне эта точка зрения показалась жутковатой. «Счет идет не на дни, не на месяцы, а на годы, — думал я. — А на сколько хватит этих парней, ночующих в кабинах грузовиков и вездеходов, этих семижильных бородачей, теснящихся в прокуренных клетушках, этих молодых женщин и девушек, что не раздеваясь ложатся спать в ледяные постели? Помыкаются, да и сбегут без оглядки!»
Нет, они не сбежали, они стойко ждали, когда вырастет белокаменный город.
Тысячи…
