Религиозный выбор родителей Поппера — обращение в протестантскую, а не в католическую веру — тоже был вполне типичен для венских евреев: возможно, их привлекала протестантская этика с ее упором на добросовестный труд и личную порядочность; а может быть, дело было в том, что переход в католицизм — правящую религию — казался слишком уж большим предательством.
Каково же было отношение самого Поппера к его еврейским корням? В 1936 году, обращаясь к английскому Совету поддержки ученых с просьбой помочь ему выехать из Австрии, Поппер писал о себе: «протестант, точнее, евангельский христианин, но еврейского происхождения». Отвечая на вопрос анкеты, хочет ли он, чтобы от его имени обратились за помощью к религиозным общинам, напротив строки «ортодоксальные иудеи» он написал решительное «НЕТ» — и подчеркнул двумя чертами.
Однако еврейское происхождение не зря называют «клубом с пожизненным членством». Как бы сам Поппер ни относился к своей национальности, он ничего не мог поделать с интересом к ней других людей — как евреев, так и неевреев. Например, в 1969 году тогдашний
«Я не верю в идею рас; мне ненавистны любые формы расизма и национализма, и я никогда не принадлежал к иудейской вере. Таким образом, я не вижу, на каком основании я мог бы относить себя к евреям. Я сочувствую национальным меньшинствам, но евреем себя не считаю, хотя это и вынуждает меня подчеркивать свое происхождение».
И тем не менее Поппер всегда осознавал свое еврейство. В 1984 году, выступив с резким протестом против политики Израиля в отношении арабов, он заявил: «Я вынужден стыдиться своего происхождения»
По мнению Поппера, евреи не вправе были надеяться, что будут признаны немцами, сохранив при этом свою веру. Он защищал выбор своего отца:
«Это означало бросить вызов организованному иудаизму. Это означало прослыть трусом, дрожащим перед угрозой антисемитизма. Но ответ прост: антисемитизм — это зло, которого должны бояться все, и евреи, и неевреи, и задача всех людей еврейского происхождения — делать все возможное, чтобы не провоцировать его. Происходила ассимиляция; многие евреи уже слились с большинством населения. Люди, которых презирают из-за их происхождения, в ответ заявляют, что гордятся им; такая реакция считается естественной. И все же гордость такого рода не только нелепа, но и в корне неверна, даже если она спровоцирована расовой ненавистью. Всякий национализм и расизм есть зло, и еврейский национализм — не исключение».
Евреи должны понести свою часть вины и за антисемитизм, и за то, что стояли особняком по отношению к большинству. Этот подход напоминал призывы Карла Крауса: евреи должны выйти из культурно-социального гетто, в которое они сами себя загнали; только это принесет им освобождение.
В реальности полная ассимиляция была такой же иллюзией, как мечта Герцля о всеобщем крещении. Впрочем, у Поппера был иной взгляд, обусловленный его высоким мнением об империи Франца-Иосифа. Она, полагал Поппер, являла собой черновик либерально-космополитического общества, в котором все народы будут процветать в своем разнообразии. Яркой иллюстрацией тому была австро-венгерская армия, солдаты которой говорили чуть ли не на десяти языках. Историческая истина, однако же, была сложнее: царствование Франца-Иосифа было отмечено подъемом националистических настроений, с которыми он безуспешно пытался бороться, причем националисты ревностно блюли чистоту рядов.
Когда же после Первой мировой от империи откололись государства Центральной и Южной Европы, национализм разгулялся вовсю. Поппер осознал опасность, грозившую лично ему от рук тех, кто видел в нем еврея. Гитлер пришел к власти в Германии только в 1933 году, Германия поглотила Австрию только в 1938-м, но Поппер задолго до этого увидел тучи, сгущавшиеся над цен-тральноевропейским еврейством, и прогнозы его были мрачны: «С 1929 года я ожидал, что Гитлер захватит власть, что он в той или иной форме захватит Австрию и что будет развязана война против Запада». Трудно отказать Попперу в прозорливости. Он прочел
В 1930-е годы дискриминация австрийских евреев усилилась как никогда прежде. Гитлер был уже на пороге, а дома со всех сторон давило клерикально-корпоративное государство. Роберт Вистрих пишет:
«Богаты были евреи или бедны, ютились в гетто или выступали на подмостках 'Бургтеатра', хранили верность иудейской вере или слились с христианским населением — все они служили мишенью для нападок венских антисемитов. Что бы ни делал еврей, везде его встречали предвзятость и враждебность».
Нацистская партия Австрии захватила власть над университетами, сделав их закрытой зоной для евреев, — студенты-нацисты не пускали их туда силой.
Худшее, однако же, было еще впереди. Но к тому времени Карла Поппера уже не было в Европе. Как только он задумался о том, чтобы оставить преподавание в школе, двери в академическую карьеру в Австрии захлопнулись окончательно, а ключи от них были у нацистов. Атмосфера становилась все невыносимее и в конце концов привела Поппера к решению, изменившему его судьбу и усилившему ощущение отверженности от нормального течения академической жизни. Это ощущение станет неотъемлемой частью его мировоззрения и вызреет в протест, который и вырвется наружу 25 октября 1946 года, на заседании Клуба моральных наук.
11
«Немножечко еврей!»
Если я исчерпал все доводы, я достиг твердой породы, и лопата моя уперлась в камень. Тогда мне остается сказать: «Я просто делаю то, что делаю, вот и все».
И Попперу, и Витгенштейну — второму даже с большим основанием — можно было бы предъявить одно и то же обвинение: в их работах отражается явная ненависть к собственному еврейству, даже антисемитизм.
Если Поппера больше интересовало место еврейского народа во внешнем мире, в общественно- политической жизни, то Витгенштейн, как и следовало ожидать, был сосредоточен на мире внутреннем — как собственном, так и других людей. Его постоянно терзала идея, что еврейское происхождение — это механизм, контролирующий сознание; что евреи изначально, от рождения, думают определенным образом; что «еврейскость» (в том числе, разумеется, его собственная) ограничивает или искажает мысль.
Непросто представить, как в тридцатые годы в нем пробуждалось еврейское самосознание, ибо