удобном случае, как едва не погиб этот мальчик по их вине. Особенно хорошо они понимают не тогда, когда находятся на ревизии (хотя и в этом случае нередко доходит), полезно рассказать им при случайной встрече, когда они себя больше людьми чувствуют, людское тут лучше прививается. Надо им толковать, объяснять, втолковывать, одним словом, приручать их надо. Вот так я их годами приучаю к тому, чтобы гистолога не трогали. Только много их, плодятся сильно. За всеми не угонишься. А все равно гнаться надо. И не только за активными, которые разрушают, но и за пассивными, которые спят. Ах, как они спят, боже ты мой!
Недавно начальницу Дома Санитарного Просвещения направили читать лекцию животноводам. Заходит эта элегантная дама в огромный хлев, а так коровы не поенные орут в жидком навозе, а люди в наркозе алкогольном спят на высоких нарах. Иная корова станет на задние ноги, передние копыта положит на нары и тащит солому у человека из-под зада. А тот — не шелохнется. Вот и читай ему лекцию. И ведь каждый спит по-своему. Вернее, каждый по-своему скрывает свой сон. Иные даже спят в открытую. Вызывает меня однажды на консультацию участковый терапевт и просит посмотреть на дому женщину с подозрением на рак печени. Прихожу, смотрю. Женщина молодая, лет тридцати, тучная. Жалуется на периодические острейшие боли в правом подреберье, боли невыносимые, она кричит, но после приступа все успокаивается, и она себя чувствует хорошо — до нового приступа. Печень не увеличена, локальная болезненность в области желчного пузыря. Холецистит — студенческий случай. Я спросил у врача — почему, из каких соображений она заподозрила рак печени. Улыбнулась докторица и ответила запросто: «Я у нее спросила — у вас что-нибудь болит? Она говорит: болит. Я спрашиваю: где болит? Она говорит — справа. Я и подумала: что справа? Печень. Уж не рак ли печени?».
Участковый врач может себе позволить спать на виду. Другое дело — профессор. Помню одного. Был он маленький, худенький, никудышный на вид. Но одевался хорошо, чистенький такой, мытый. С больными разговаривал так:
— Аппетит есть?
— Да вроде бы…
— А что ели сегодня на завтрак?
— Хлеб с маслом.
— Хлеб или булочка?
— Булочка.
— Сайка или франзоля?
— Франзоля.
— Вы ее разрезали?
— Разрезал.
— Вдоль или поперек?
— Вдоль.
— Чай пили?
— Пил.
— Один стакан или два?
— Один.
— С сахаром?
— Да.
— Одну ложечку или две?
И так — до бесконечности. Больным это нравится. Доктор внимательный, пытливый — такой вылечит непременно. Жена профессора заведовала терапевтическим отделением больницы. Я в те годы работал в поликлинике этой больницы районным онкологом. Опять районный врач вызывает на консультацию — рак прямой кишки подозревает. Прихожу, смотрю. Молодая женщина, температура 40, сознание спутано. Какое-то острое заболевание. На всякий случай исследую прямую кишку. Рака, конечно, нет. Через несколько дней опять вызывают, теперь уже в больницу. Торжествует участковый доктор: «Ошиблись Вы, коллега, хоть и онколог. А у больной все же рак прямой кишки, в больнице установили». Вообще говоря, поликлинические врачи верят больнице — там возможности диагностики, конечно, больше, чем на участке. В больнице можно клинически длительно наблюдать больного. Там лаборатории, анализы и, главное, специалисты высокой квалификации. Участковому врачу так рассуждать даже и удобно. Чего-то не понял — клади в больницу, и думать не надо, и ответственность переложил. Короче, иду я в это высокое учреждение. А там чистота, тишина, стенгазеты, сан бюллетени. Павловский режим тогда входил в моду, и здесь ходили в тихих войлочных туфлях,
чтобы не беспокоить больных, говорили вполголоса. И всем этим великолепием заведовала жена профессора.
Мелкие мужчины тянутся порой к большим женщинам. Так было и на сей раз. Жена профессора — великанша с могучим бюстом и строгим взглядом. Очень серьезная дама, скорее — памятник на ходу. Крахмальные стоячие шапочки, халаты белоснежные. У каждого фонендоскоп на груди, за шею привешен. И все они шепотом и с укоризной: «Рак прямой кишки у нее, рак у нее, молодой человек». И языками цокают. А больная — без сознания уже, дышит едва. Залез я пальцем в прямую кишку — опять ничего. Беру историю болезни, чтобы записать консультацию, смотрю анализы крови и сразу вижу диагноз. Дело в том, что лаборанты считают кровь на проценты, смотрят в квадратике микроскопа сто различных элементов белой крови и записывают, сколько чего внутри этой сотни. У нормального человека внутри сотни белых телец, соотношение примерно такое: лимфоцитов 30, моноцитов 6, палочкоядерных 3, сегментоядерных 61. Итого — сто. А в этом анализе 92 промиелоцита (юная, незрелая форма миелоцитов), 5 сегментоядерных, 3 моноцита, ни одного лимфоцита. Диагноз — острый миелоидный лейкоз! Болезнь крови. Зачем в прямую кишку лазить? Все мне стало ясно: надели халаты крахмальные, фонендоскопы навешали, в лаптях войлочных тихо шаркают, а вот анализы крови не смотрят, хотя их там целая пачка. Быстро накрыл анализ ладонью. «Возьмите стулья, — говорю, — Сейчас падать будете!» Они фыркают, юмор не принимают. Тогда я злорадно и торжественно поднимаю ладонь. Мне же и пришлось падать: они уже видели эти анализы, они их просто НЕ ПОНИМАЮТ!!!
С тех пор ничего не изменилось. Они вызывают меня на консультацию:
— Посмотрите этого больного и заберите к себе.
— Почему?
— У него где-то рачок сидит.
— Где?
— Ну, этого мы не знаем. На это вы и онкологи, чтобы узнать.
Я оставляю назначения: рентген, анализы. Не хотят. Их задача простая — спихнуть отяжелевшего или сложного больного, избавиться от него. Термин даже есть: спихотера-пия. Еще говорят: отфутболить больного. Здесь особая модель: нужно организовать конференцию с разбором этого случая, заставить кое- кого из них выступить с докладом. Придется ему, докладчику, кое-что почитать, готовиться нужно, мыслить. А это ему противно, особенно мыслить, уж лучше просто работать. Привычные хлопоты менее тягостны. На это и расчет. В следующий раз не будут спихивать больного.
Идея хорошая, только слишком много чего нужно. Когда успеть? Нужно Гурина запрятать, и Левченко, и Саланову. Нужно анонимки предупредить, уладить конфликты, нивелировать доносы, нужно хоря- прихожанина разрядить, нужно удовлетворить горздравотдел, увернуться от облздрава, не попасть под санэпидстанцию, пожарную инспекцию, котлонадзор, технику безопасности, нужно исполнить указание райисполкома, горисполкома, райкома и горкома, организовать учебу по гражданской обороне да по ней же и отчитаться. Еще нужно организовать текущий ремонт своими силами и отдельно капремонт силами РСУ, позаботиться об окружающих территориях, посадить сосны (специальный приказ по соснам вышел), нужно достать срочно аппарат для наркоза (да где его взять?). Нужно провести бронирование для военнообязанных, телетайп нужно вывести в отдельную комнату (и где она?), а, с другой стороны, несколько имеющихся деревянных пристроек нужно разрушить (есть и такое предписание). Нужно где-то достать бумагу и отпечатать в типографии сорок тысяч памяток по само обследованию грудных желез у женщин (это дело охотничье — и бумагу лови, и деньги на оплату типографии). Бланки историй болезней, температурные листки, учетные формы и отчетные формы — все нужно самому готовить, печатать, оплачивать, т. е. деньги находить, материал, исполнителя. Еще нужно отчитаться по научной организации
