перестают цеплять, организм химически перегружен, надо бы поспать а не получается ибо в предыдущие пять ночей тебя усыплял алкоголь, и начинается делирий – Бессонница, пот, тремор, томящее чувство слабости, немеют бесполезные руки, и ночные кошмары (видения смерти)… впрочем об этом позже.
Около полудня, когда в разгаре новый день (для меня в золотистой дымке), мы заезжаем за подругой Дэйва Романой Шварц, это румынская еврейка, крупная, чудовищной красоты (с огромными лиловыми глазами, очень высокая и широкая как Мэй Уэст), Дэйв шепчет мне: «Видел бы ты как она расхаживает по Дзен-Ист-Хаузу в одних лиловых трусах, там один женатый парень каждый раз психует, но он же не виноват, правда? Она не собирается соблазнять ни его ни кого-то еще, просто нудистка, исповедует нудизм и ей-Богу доказывает это на практике!» (Дзен-Ист-Хауз – еще одна меблирашка, но там в основном люди женатые и всякая мелкая богема изучающая Субуд или что-то в этом роде, не знаю, я там не был) – Большая красивая брюнетка, совершенно во вкусе алчных мечтаний какого-нибудь сексуально озабоченного бедняги, при этом однако обладает интеллектом, начитана, пишет стихи, изучает дзен, все знает и на самом деле просто-напросто обычная здоровая девка которая хочет выйти замуж за хорошего сильного мужика и жить с ним на ферме в долине, вот и все -
До туберкулезной больницы часа два езды через Трейси и по долине Сан-Хоакин, Дэйв великолепен за рулем, между нами восседает Романа, я опять держусь за бутылку, сияет калифорнийское солнце, мимо проносятся сливовые сады – Всегда приятно когда хороший водитель, бутылка, темные очки, солнечный день, интересное путешествие и как я уже отмечал занимательная беседа – Рон и Джоуи сидят по-турецки позади на матрасе, совсем как бедняга Джордж Басо в прошлом году по дороге из Фриско в Нью-Йорк.
В первую же ночь знакомства этот японец сразу понравился мне: с полуночи до шести утра медленно и методично излагал он на безумной кухне Бьюканан-стрит свою замечательную версию жития Будды, с раннего детства до самого конца – По теории Джорджа (у него много теорий, он проводил классы медитации с колокольчиками и на самом деле серьезный юный светский проповедник японского буддизма, на словах и на деле) Будда не отказывал в плотской любви ни жене, ни женщинам гарема; напротив, он был обучен науке страсти на высочайшем уровне тогдашней Индии, когда как раз составлялись тома «Камасутры» с подробнейшими инструкциями по всем актам и антрактам, ласкам и таскам, штучкам, вздрючкам и нахлобучкам, как заниматься любовью с другим человеческим существом «будь то мужчина или женщина», подчеркивал Джордж: «Он знал про все виды секса все что только можно, и когда он покинул мир удовольствий ради лесного отшельничества, все, конечно, знали, что он отверг страсти не по неведению – Благодаря этому люди того времени отнеслись ко всем его словам с чрезвычайным уважением – Это тебе не Казанова какой-нибудь с кучкой фригидных романов за всю жизнь, нет, этот прошел все насквозь, у него были министры и специальные евнухи, специальные женщины учили его любви, ему приводили специальных девственниц, он в деталях знал все извращения и не-извращения, кроме того как известно был прекрасным лучником и наездником, вообще по распоряжению своего отца досконально постиг все искусства жизни, ибо отец хотел быть уверен что сын НИКОГДА не покинет дворца – Ему прививали вкус к жизни всеми возможными способами, и как известно удачно женили на прекрасной девице по имени Ясодхара, которая родила ему сына Рахулу, в его распоряжении был гарем с мальчиками- танцорами и чего там только не было, – тут Джордж пускался в детали: – Он знал что фаллос следует придерживать рукою и вводить в вагину вращательным движением, но это лишь один из вариантов, можно еще чтоб девчонка опустила бедра и вульва как бы отступила, и вонзать фаллос стремительно точно осиное жало, или чтоб она подняла бедра и выпятила лобок, и резко погружать член до самого основания а затем извлекать как бы дразня, или сосредоточиться на правой или левой стороне – И еще он знал все жесты, слова, выражения, что делать с цветком, чего не делать с цветком, как пить губы всеми способами, поцелуй жестокий, поцелуй нежный, понимаешь, он просто был гением изначально…» – и так далее до шести утра, одно из самых фантастических «Житий Будды» которое я когда-либо слышал, и под конец Джордж провозгласил закон двенадцати Нирдан, когда Будда под деревом Бо логически разъял все сущее и разложил как цепь иллюзий – А почти всю дорогу до Нью-Йорка, пока мы без умолку трепались впереди, бедный Джордж просидел на матрасе почти исключительно молча; сказал что решил выяснить ОН ли едет в Нью-Йорк или МАШИНА (джип «Вилли»), или это просто КОЛЕСА крутятся, или шины, или что – Вот такая дзенская задачка – И при виде элеваторов посреди Оклахомской прерии тихо замечал: «Мне кажется будто элеватор ждет когда дорога приблизится к нему», или внезапно говорил: «Пока вы тут обсуждали как правильно смешивать «перно мартини», я видел белую лошадь в заброшенном стойле» – В Лас-Вегасе мы сняли комнату в хорошем мотеле и немножко поиграли в рулетку, в Сент-Луисе пошли поглазеть на отличные брюшки в злачном заведении где три прекраснейшие девушки исполняли танец живота, улыбаясь лично нам будто знали все про Джорджа с его эрогенным Буддой (се восседает монарх наблюдая пляшущих девушек) и про Дэйва Уэйна, который завидев хорошенькую облизывается и бормочет: «ням-ням»…
А теперь у Джорджа чахотка, говорят он даже помереть может – Отчего еще мрачнее становится у меня в голове где затеяла громоздиться СМЕРТЬ – Но мне как-то не верится что старый дзенский учитель Джордж позволит своему телу прямо сейчас взять и умереть, хотя этим пахнет, когда пройдя через лужайку мы попадаем в палату и видим как он понуро сидит на кровати и волосы спадают на лоб, хотя раньше всегда были зачесаны вверх – Он в пижаме и поднимает глаза почти недовольно (правда, люди всегда недовольны когда друзья или родные внезапно навещают их в больнице) – Никто не хочет сюрпризов на болезной койке – Со вздохом выходит он с нами на солнечную лужайку и на лице его написано: «Ну что ж, вы приехали меня навестить потому что я болен, а чего вам собственно нужно?» – Как будто весь прошлогодний задор уступил место глубочайшему японскому скепсису, как у самурая в припадке суицида (я всегда поражался его безысходной мрачности).
15
Можно сказать что я впервые с ужасом осознал что это на самом деле такое – быть японцем – Быть японцем и потерять веру в жизнь, быть мрачным как Бетховен и сверх того еще японцем, за всем этим стоит мрачность Басе, громовая грозовая хмурь Исса или Шики, на коленях в снегу с поникшей головой, коленопреклоненное забвенье всех древних коней тысячелетнего праха Японии.
Он сидит на скамейке глядя в землю и на вопрос Дэйва: «Скоро поправишься, Джордж?» отвечает просто: «Не знаю» – По-настоящему это значит «Мне все равно» – Всегда такой расположенный ко мне, сейчас он почти не обращает на меня внимания – Он слегка нервничает: другие больные, солдаты- ветераны, увидят что к нему приехала компания драных битников, в том числе Джоуи Розенберг который скачет по траве, с искренним восхищением разглядывая цветочки – А маленький аккуратный Джордж, всего 5 футов 5 дюймов и сверх того несколько фунтов, такой чистенький, с мягкими как перышки детскими волосами и изящными руками, просто смотрит в землю – И отвечает как старик (а ему всего 30) – «Я думаю все эти разговоры о Дхарме, насчет того что все есть ничто, просто проникли в мои кости» – предполагает он, и я содрогаюсь – По дороге Дэйв предупреждал что Джордж очень изменился) – Но я пытаюсь бодриться: «А помнишь тех танцовщиц в Сент-Луисе?» – «Ага, блядский подарочек» (он имеет в виду кусочек надушенной ткани, который бросила нам в танце одна из девчонок, а потом мы прицепили его к кресту, отмечавшему на трассе место катастрофы, выдернули его из земли на кровавом аризонском закате и прицепили платочек туда где была голова Христа, так что когда мы притащили этот крест в Нью-Йорк и конечно же давали всем нюхать платочек, Джордж заметил как это у нас подсознательно красиво получилось, все раздолбаи Гринвич-Виллидж, заходя в гости, брали крест и подносили к носу, будто прикладывались) – Но теперь Джорджу все равно – И вообще нам пора.
Но эх, когда мы уже уходим и машем ему, и он на всякий случай оборачивается прежде чем войти в здание, я отстаю от всех и несколько раз оборачиваюсь помахать – Наконец прячусь за угол, выглядываю и машу опять – Он же прячется за куст и машет в ответ – Я бросаюсь за куст и выглядываю – И вот уже два безнадежно безумных мудреца валяют дурака на лугу – По мере того как мы расходимся дальше и он все
