голосом.
Ответа не последовало, и я, по-прежнему не меняя голоса, повторял:
— Хэлло? Хэлло? Хэлло?
Снова ни звука в ответ.
Наконец я положил трубку. В квартире напротив было темно.
Зашел Сэм попрощаться. У него слегка заплетался язык после той успокоительной выпивки. Он пробормотал что-то вроде:
— Ну, я пошел?
Но я пропустил его слова мимо ушей, махнув лишь рассеянно рукой. Я терялся в догадках: почему же тот мужчина так и не выдал мне интересующее меня место?
Сэм тем временем нетвердой походкой спустился по лестнице вниз, и вскоре я услышал, как захлопнулась за ним входная дверь. Бедный Сэм, он не очень-то привык к крепким напиткам.
Я остался один в доме, обреченный на сидение в кресле.
Вдруг в квартире напротив зажегся свет и тут же снова погас. Будто ему нужно было взять что-то, без чего он не мог обойтись. Он быстро отыскал необходимую ему вещь и поспешил снова выключить свет. Я заметил, как он мимоходом взглянул на окно. Не подошел к окну, а взглянул на него мимоходом.
Что-то во всем этом показалось мне странным. И этот его брошенный на ходу взгляд. Если можно как-то определенно квалифицировать такую неуловимую вещь, как взгляд, то мне показалось, что он выражал некую целеустремленность. Его никак нельзя было назвать отсутствующим или загнанным. Он был исполнен решимости. И в нем отсутствовала прежняя настороженность. Он не обводил взглядом окна, как прежде, слева направо, его взгляд был направлен прямо на мое окно. Он смотрел на меня в упор какую-то долю секунды, потом исчез. Потом свет погас, и его не стало видно.
Иногда эмоциональное восприятие событий таково, что разум не в состоянии оценить их истинное значение. Мои глаза перехватили этот взгляд. А мой рассудок отказывался правильно оценить его. Он не выражал чего-то определенного, думал я, это всего лишь обычный взгляд, которым он окинул внутренний двор, прежде чем погасить свет и уйти из дому.
Замедленная реакция. Что означал этот звонок по телефону? Проверка голоса? И вот наступила темнота, в которой двое играли в одну и ту же игру, следя друг за другом из окон, оставаясь невидимыми. Та последняя вспышка света была плохой, но неизбежной стратегией. А тот прощальный взгляд был прямо-таки радиоактивный, исполненный злобы. Все это перемешалось в моем сознании, не поддаваясь логическому осмыслению. Мои глаза постоянно работали, а рассудок не успевал осмыслить результаты этой работы.
Секунды складывались в минуты. Во дворе все было спокойно. Стояла мертвая тишина. И вдруг эту мертвую тишину нарушил стрекот сверчка. Я вспомнил предсказание Сэма, которое, по его словам, всегда сбывалось. И оно предвещало беду, которая случится где-то рядом…
Сэм ушел всего десять минут назад. И вот он возвращался, наверное забыв что-нибудь. Это, наверное, из-за того, что он выпил. Может быть, шляпу или ключи от своей квартиры. Он знал, что я не могу спуститься вниз и впустить его, и старался войти тихо, думая, что я задремал. Я слышал его возню с замком входной двери. У нас был старомодный дом с верандой, где внешние двери не закрывались на ночь. А за верандой был небольшой вестибюль, внутренняя дверь которого запиралась на простой замок. Спиртное сделало его руки слегка непослушными, хотя у него и прежде, бывало, возникали трудности с замком, даже при абсолютной трезвости. Зажженная спичка могла бы помочь ему отыскать скважину замка, но Сэм не курил. Я знал, что он не имел при себе спичек.
Потом возня с замком прекратилась. Наверное, он оставил свои попытки, решив, что дело может подождать до завтрашнего дня. Он не вошел в дом, потому что я слишком хорошо знал его манеру с шумом захлопывать двери, а на сей раз этого характерного хлопка не последовало.
И вдруг мой мозг взорвался. Я не понимал, почему это произошло именно в данный момент. В этом, видимо, проявилась какая-то специфика моего мыслительного процесса. Мой разум был подобен бочке с порохом, взорвавшейся наконец от искры зажигательного шнура. Мысли о Сэме были забыты. Предчувствие чего-то витало в воздухе со второй половины дня, и только сейчас… Еще одна замедленная реакция. Будь проклята эта замедленная реакция!
Агент по сдаче квартир и Торвальд, оба начали с окна гостиной. Потом они скрылись за простенком и снова появились уже в кухонном окне, все так же, один над другим. Но что-то во всем этом показалось мне необычным и настораживающим. Глаз — надежный досмотрщик. И дело было не в синхронности их движений, а скорее в параллелизме, если можно так выразиться. Секрет был не в горизонтальном, а в вертикальном перемещении. Это было похоже на какой-то «прыжок» вверх.
Вот теперь я все понял. И с этим нельзя было медлить. Полиции нужен был труп? Теперь я готов его предъявить.
Злится Бойн на меня или нет, теперь ему придется меня выслушать. Я не стал терять времени. В полной темноте я набрал номер полицейского участка. Те, кто направлялись ко мне, не производили много шума, послышалось только легкое щелканье задвижки, утонувшее в стрекоте сверчка, доносившегося снаружи…
— Он давно ушел домой, — ответил мне дежурный сержант.
Но дело не терпело отлагательства.
— Хорошо, тогда дайте мне его домашний номер.
Через минуту он ответил:
— Трафальгар…
И умолк.
— Ну, Трафальгар и что дальше?
Ни звука в ответ.
— Хэлло, хэлло? Оператор, меня разъединили. Дайте мне снова этот номер.
Но все напрасно.
Меня не разъединили. Кто-то перерезал телефонный провод. И так внезапно, в самый неподходящий момент… Но перерезать провод можно было, только находясь в самом доме. За пределами дома он проложен под землей.
Замедленная реакция. На этот раз финальная и фатальная, время упущено. Тот звонивший мне аноним, не произнесший ни слова. Точно направленный взгляд из окна. Сэм, вроде бы пытающийся открыть дверной замок…
Это сама смерть внезапно появилась рядом. А я не могу двинуться с места, не могу подняться с кресла. И если бы даже я сейчас дозвонился до Бойна, то все равно было бы уже поздно. Все равно никто не успел бы прийти мне на помощь. Я мог бы кричать из окна, взывая к жителям соседних домов. Но и они не смогли бы подоспеть вовремя. Пока они разберутся, откуда исходят крики о помощи, все будет кончено. Я так и не открыл рта. И не потому, что такой смелый, а потому, что все это было совершенно бесполезно.
Он будет здесь с минуты на минуту. Он теперь, наверное, поднимается по лестнице, хотя я не слышал привычного скрипа ступенек. А скрип помог бы понять, где он находится в данный момент. Это было похоже на пребывание в темном замкнутом пространстве наедине со свернувшейся в кольцо, готовой к прыжку коброй.
У меня не было при себе оружия. На полках у стены стояли книги, и я мог бы дотянуться до них рукой. Я сам их никогда не читал. Это были книги прежнего владельца квартиры. Там же был фарфоровый бюст то ли Руссо, то ли Монтескье. Я так и не выяснил, кто же на самом деле этот гривастый мужчина. Бюст тоже перешел ко мне от прежнего владельца.
Сидя в кресле, отчаянно пытался дотянуться до него. Дважды мои пальцы соскальзывали, на третий раз мне удалось ухватиться за него, и только с четвертой попытки я сбросил его на себя. Подо мной лежал теплый плед. Мне не нужно было укрываться им в такую погоду. Я подкладывал его под себя, чтобы было мягче сидеть. А теперь я вытащил его из-под себя и накинул его себе на голову на манер индейцев. Потом опустился поглубже в кресло, отведя голову и правое плечо в сторону стены. А на левое плечо, оказавшееся выше правого, я взгромоздил бюст, обернув концом пледа его плечи. «Сзади, в темноте, это будет похоже…» — с надеждой подумал я.
