сплошным и занимал ее более чем наполовину. Никаких органов управления, однако, в ней не было, за исключением единственной кнопки; вместо приборной доски висело что-то похожее на откидной стол.
Они стояли перед сооружением, и Мария шептала молитву. Она не знала православных молитв. Надеясь, что Бог простит, как прощал до сих пор, она прочла католическую молитву и перекрестилась по- православному.
— Все, — сказала Мария. — Пора.
Они перевалили свои не слишком тяжелые мешки через борт вагонетки и бросили их на диван. Мешки упали с гулким хлопком, и вверх поднялось облако пыли. В ответ прозвучал двойной громкий чих. Они улыбнулись — первый раз за все время с момента гибели князя Георгия.
— Лезем, — сказала Мария.
Они без труда перелезли через вывернутый борт и соскочили на диван, оказавшийся необычайно мягким. Они даже немножко попрыгали на нем; при этом Мария дивилась качеству кожи — она-то знала, сколько этой коже лет.
— С Богом, — сказала Мария. — Хочешь ее запустить?
— Этой кнопкой?
— Нет. Она держится цепью за стену; нужно просто отомкнуть замок.
— Значит, эти рельсы ведут вниз?
— В том числе и вниз.
— Тогда ясно.
Игорь пробрался назад по дивану, перегнулся через задний изгиб борта, посветил себе фонариком, отыскал замок цепи, дотянулся до него и открыл.
Цепь со звоном упала. Ничего не произошло.
— Ее нужно толкнуть, — догадался Игорь.
Он хотел было найти упор и снова высунул голову за борт — но даже этого незначительного движения оказалось достаточно, чтобы вагонетка, будто испугавшись, тихо тронулась с места.
— Смотри-ка, — удивился он. — Это сила реакции; здорово же она смазана.
— Ты даже не представляешь себе, как здорово, — сказала Мария.
— А зачем кнопка?
— Это фара. Пока не разгонится, нажимать нельзя.
Вагонетка въехала в туннель; лучи фонариков, направленные вверх, уперлись в темные, полукруглые своды. Хотя уклон был практически незаметен, вагонетка явно набирала ход — это можно было установить по скорости, с которой своды перемещались над ними.
— Почему стыки рельсов не гремят? — спросил Игорь.
— Потому что их нет, — ответила Мария.
— Их не может не быть. Ты знаешь, для чего предназначены стыки? Чтобы рельсы не полопались от холода или жары.
— Здесь нет ни холода, ни жары.
— Шутишь. Даже в метро есть.
— А здесь нет, — упрямо сказала Мария. — В противном случае, почему же они не полопались?
Царевич надулся и замолчал.
— Гаси свой фонарь, — сказала Мария через какое-то время. — Нам далеко; нужно экономить электричество.
— Что ты все командуешь? — разозлился Игорь. — Кто здесь главный — ты или я?
— Милый, — сказала Мария ласково, — Игорек! оставь это… Нас ждет уйма опасностей и невзгод; я обещала его сиятельству спасти тебя, так что изволь пока делать что требуется. Если тебе так уж важно быть главным — ну, командуй ты… Что будем делать, ваше высочество?
— Прекрати, — буркнул Игорь и погасил свет. — Куда мы вообще едем?
— В эмиграцию.
— В другую страну?
— Да, — вздохнула Мария.
— Ты хочешь сказать, что это корыто… что этот туннель идет до самой границы?
Во тьме Мария не видела лица царевича, но живо представила себе его, до крайности удивленное.
— Да, — улыбнулась она, — и гораздо дальше. Наверняка это самый длинный в мире туннель; и в данный момент мы с тобою едва ли не единственные, кто о нем знает… а может быть, — добавила она со вздохом, — уже и совсем единственные.
Пораженный услышанным, царевич какое-то время молчал, видимо размышляя.
— Если так, — спросил он, — сколько же нам ехать? Мы просто умрем от голода.
— Отнюдь, — отозвалась Мария. — По расчетам, мы должны ехать примерно девять часов.
— И куда мы приедем за девять часов?
— В Испанию. В Барселону.
— Как это возможно? — спросил отрок. — Через весь континент! Я знаю географию; это несколько тысяч километров. Допустим, пять. Даже 5400, чтобы делилось нацело; значит, каждый час мы должны покрывать 600 километров. 600 километров! С такой скоростью летают самолеты; а по земле не ездят даже на «Формуле-1».
— Для твоего юного возраста такой расчет, возможно, и делает тебе честь, — с некоторой иронией сказала Мария, — но увы, он неверен. Он основан на том, что скорость корыта, как ты изволил выразиться, все время постоянна. Меж тем это не так; правда, я и сама не знаю верхнего предела этой скорости, но думаю, что она намного больше, чем 600 километров в час.
— Тогда у меня вопросы, — сказал Игорек. — Во-первых, откуда берется такая огромная скорость. Во- вторых, чье это? кто все это создал? Неужели князь? Если так, то я понимаю, почему ты говоришь, что мы единственные, кто знает об этом…
— Нет, — сказала Мария, — это создал вовсе не князь; он даже не знал об этом — я просто не успела ему рассказать, так как уже начались военные действия. Ах, если бы тебя не захватили! Ведь мы могли спастись все втроем. Ну почему, почему судьба так несправедлива?
И княгиня заплакала.
Через какое-то время она почувствовала руку отрока на своем плече.
— Не плачь, — сказал Игорь. — Мне тоже все время хочется плакать, но я креплюсь. Лучше расскажи мне об этой штуковине; это отвлечет нас обоих, да и время пройдет незаметно. А фару уже можно включить?
— Не знаю, — сказала Мария. — Давай для верности подождем еще с полчасика.
— Давай.
Меж тем они ехали уже довольно быстро; в мелких изгибах полированных поверхностей шелестел ветерок. Внезапно тон этого шелеста изменился, резко дунуло откуда-то со стороны, и из-под колес вагонетки явственно стукнуло.
— Что это было? — тревожно спросил царевич.
— Другая ветка, — сказала Мария. — Наша вагонетка отнюдь не единственная; таких веток более ста.
— Значит, в нас могут врезаться?
— Нет. Все вагонетки на привязи; ехать может только одна. Специальный и очень надежный механизм автоматически переключает стрелки.
— Значит, мы должны достичь нижней точки, а потом по инерции поехать наверх, — сказал царевич. — Но разве мы доберемся до того же уровня? Это похоже на вечный двигатель. Я про него много читал; его не существует.
— Ты где-то прав, — сказала Мария, — но… Это не объяснишь в двух словах. Представь себе, что на скатерти стоит какой-нибудь гладкий тяжелый предмет… например, пепельница от «Леонардо». Представил?
— Ну.
— А ты знаешь, что такое «Леонардо»?