— Я написала то, что есть.
— Мне нужны факты, которые я мог бы считать вновь открывшимися обстоятельствами для возбуждения дела. Покажи мне в твоем сочинении хоть один такой факт.
Ей вдруг захотелось плакать. Перед ней не Семенов сидел, а огромная, бездушная государственная машина. Она не была готова к поединку с этой машиной.
— Откуда мне знать, какие факты вы сочтете… вновь открывшимися…
Она заплакала.
Он дал ей стакан воды.
— Успокойся… Давай доделывать, раз уж начали. Вот ты пишешь: «с детства». С какого еще детства? Ты Лев Толстой, что ли? Дату, пожалуйста, то есть год смерти матери. Дальше: «более тесные отношения». Хорошая формулировка; однако требуются подробности. «Никогда не вступали в половую связь» — это, по крайней мере, конкретно. А что такое «тесные отношения»? Спали вместе или порознь? Обнажали половые органы в присутствии друг друга? Удовлетворялись ли совместно по-другому, нежели половой связью? Как именно? Так-то! Пакостничать небось сумела — теперь слова ищи, раз уж так сильна в литературе. Форма тоже… Сверху надо написать: «Участковому оперуполномоченному пос. Великие Починки», а в начале текста — «по существу того-то и того-то объясняю следующее». В конце — подпись, разборчиво… Поняла?
— Послушайте, — ей пришла в голову новая мысль, — зачем вам обязательно об этом? Давайте я признаюсь в любом другом преступлении! Не уедем — буду отвечать за то, что не делала. А уедем — порвете его, и дело с концом.
— Не выдумывай, — отрезал он. — Какой мне смысл фабриковать новые дела, когда и того, что есть, за глаза хватает? Да и что ты сейчас сказала… это вообще прямая уголовщина, вот это что.
Она встала.
— Примите меня сразу, ладно? Я быстро… просто скоро конец рабочего дня…
— Сама себя задерживаешь, — пожал он плечами.
Она вышла из кабинета, и все повторилось — бумага, придумывание и зачеркивание, ожидание среди снующих мимо людей — тупое время, выпавшее из жизни.
— По-твоему получается, — пробурчал Семенов, ознакомившись с новым продуктом ее творчества*), — что такой факт происходил всего один раз.
— Где это написано?
— Вот: «Я признаю, что такой факт был на самом деле». Все. А дальше — сплошное оправдание. Выходит, что из-за того, что в -21-м году ты осталась без матери, в -9-м году совершился этот единственный факт.
Она слегка покраснела.
— Я не написала, что единственный.
Участковый покачал головой.
— Мне количество этих раз указать, что ли? — огрызнулась она.
— Зачем количество? — спокойно возразил он. — Ясно, что количество ты не считала… Напиши, в каком году случился первый.
— Я не помню! — сказала она злорадно. — Должна специально придумать?
— Ничего не нужно придумывать. Пиши правду.
— А если не помню?
— Так и пиши: не помню, потому что память отшибло…
— Потому что маленькая была!
— Потому что маленькая была, — устало согласился Семенов, — что угодно, только конкретно.
Кошмар продолжался… Она опять вышла. Опять писала. Опять ждала.
Прочтя бумагу на этот раз*), Семенов удовлетворенно хмыкнул.
— Наконец что-то похожее.
— Все? Вы довольны?
— Смотря чем, — криво улыбнулся он. — Мало мне радости от твоей записки как таковой… Но, учитывая ее назначение…
Он замолчал.
— Ладно, ступай.
— А отец?
— Ты не могла писать еще дольше? Как я тебе его оформлю за десять минут?
Ее глаза наполнились слезами.
— Я до завтра тут буду сидеть.
— Еще чего, — разозлился он, — это тебе ночлежка, что ли?
— Вы обещали…
— Я от своих обещаний не отказываюсь.
Она отрешенно встала. Еще одна ночь была потеряна. Что ж… Завтра так завтра. Только бы не обманул.
— То есть, — уточнила она, — завтра с утра я могу прийти за ним?
— Как хочешь, — пожал плечами участковый.
— Можно мне сейчас повидать его? Ну, хотя бы одну минутку?
— Нет. У нас и условий таких нет, свиданья устраивать.
— Хорошо, а еды передать? Я быстренько бы купила…
— Что положено, он получает. До завтра доживет.
— Но вы выпустите его?
— Выпустим, выпустим…
Она медленно вышла из кабинета, боком, оглядываясь, не отрывая глаз от лица участкового, пытаясь прочесть на нем какую-то заднюю мысль и не видя ничего, кроме усталости. Она открыла дверь и вышла. Постояла немножко в коридоре. Пошла домой.
Участковый же глубоко вздохнул и, заложив руки за голову, с удовольствием потянулся, и усталость разом слетела с его лица. Все, что он говорил ей, было сплошным враньем, но это теперь не имело никакого значения. Имело значение только то, что он все-таки добился желаемого. Она все-таки написала единственную фразу, ради которой он угробил столько времени и сил и которая — дай-то Бог! — будет для него судьбоносным козырем в этот смутный для правоохраны разгар перестройки.
Перевод в уезд, в область? Ну, это вряд ли, если смотреть на вещи реально; однако, новое звание не казалось чудом, а набор поощрений — тем более; и уж во всяком случае — громкое дело, выплывающее из участка исключительно благодаря его ловкой оперативной работе; престижное, да и само по себе интересное дело, о котором заговорят в центре, из-за которого он получит новые связи, станет известен и уважаем; в конце концов просто важное дело, явная веха его славной милицейской карьеры и славного милицейского будущего.
И опять был тоскливый бесконечный вечер. Опять она была наедине с собой перед зеркалом, и это помогло ей заснуть. Она проснулась под утро и сразу же повторила свой акт, достигнув, как накануне, одного за другим двух разных оргазмов. Она до рассвета сидела, мечтая, как покажет свое открытие Отцу, и загадывая, каков будет оргазм под Его благословенным, волнующим взглядом. Интересно, куда Он захочет смотреть — на нее или в зеркало? Она расскажет о своих новых ощущениях. Они обсудят эту тему. Может быть, пизда внесет новые краски в любовь… Может быть, ей удастся достичь оргазма под Его языком, губами, руками… Много таинственных наслаждений таилось впереди… только бы…
В начале восьмого она двинулась в путь. Ей не хотелось появляться в участке — вдруг Семенов придумает еще что-нибудь; она хотела дождаться, пока Отец не выйдет, чтобы идти с Ним вместе, поддерживая по дороге Его, ослабевшего от плохого питания. Она заняла позицию на боковой улице и стала, как часовой, ходить по ней взад и вперед вдоль палисадничка детского сада, выглядывая всякий раз из-за угла, откуда хорошо просматривалось здание участка. Она видела, как люди входили в участок; видела, как зашел участковый Семенов, и фантазировала, мысленно сопровождая его — сейчас, наверно,
