участия в торжестве.
— Ну попробуй!..
— Класс, — отозвалась Вероника, попробовав.
Ана просияла.
— Я знала, что тебе понравится. Светлый слой похож на «бэйли», но это не совсем «бэйли», как ты считаешь, или я ошибаюсь?
— А ты спроси.
— У кого? — удивилась Ана. — У них? Откуда же они знают?
— Раз торгуют этим, значит, что-то должны знать…
Ана пренебрежительно махнула рукой.
— Спасибо еще, что наливать умеют. Про такие вещи нужно читать в специальной литературе… при этом смотреть еще, что за издательство… кстати, я привезла с собою один журнал, там такое стекло — чудо! Помнишь, я рассказывала — «Леонардо»? Я тебе покажу… Значит, решено: включаем в меню по рюмке «шеридана», vale?
— Vale, — улыбнулась Вероника. — Однако, — напомнила она, — ты начала про домработницу…
— Да, да… У меня никогда не было домработниц. Помнишь мои страхи и сомнения? Неделю назад я стала звонить. Разным людям; среди прочих и Марковой — помнишь Маркову? Сейчас мы видимся редко, но она и сама держит домработницу, и знакома со многими такими людьми… Мы мило поболтали. Буквально на следующий день она перезвонила мне и сказала, что ее бывшая начальница отпускает хорошую домработницу и согласна, чтобы она дала мне ее телефон.
— Кого — ее? — спросила Вероника.
— Начальницы, не домработницы же…
— Ну, мало ли… Хотела уточнить.
— Начальницы. Я позвонила. Интеллигентная пожилая дама; между прочим, Анна Сергеевна, как и я.
— Послушай, — нахмурилась Вероника, — это забавно, что Анна Сергеевна, но разве от хороших домработниц избавляются? Или я чего-то не понимаю?
— Именно это меня и тревожило, то есть я хотела выяснить причину. Маркова сказала, что она — домработница — просто стала им не нужна. Если есть первоисточник, зачем же я буду уточнять у Марковой?
— Ага.
— Итак, я позвонила. Поговорили о Марковой, о том о сем. Эту тему, представь себе, Анна Сергеевна подняла сама. Она сказала так:
«Многие думают, что с уволенными домработницами дело иметь нельзя, потому что хорошую домработницу не отпустят. И я очень рада, что Вы мне позвонили, — сказала она, — потому что я хотела бы принять участие в судьбе этой девушки и хотела бы, чтобы она попала к хорошим людям».
Надо сказать, что к этому моменту нашей беседы ее основная тема была затронута нами в самых общих словах, а образ домработницы в моем представлении почему-то являл собой полную, хлопотливую тетушку лет этак сорока пяти, может быть, даже в чепчике, и непременно пышущую здоровьем.
«Вы сказали, девушки?» — переспросила я.
«Да, девушки, — подтвердила она, — молодой девушки, по имени Марина и с привлекательной внешностью; и это основная причина того, что мне трудно ее устроить».
«Понимаю, — сказала я, — то есть я, кажется, понимаю, почему ее трудно устроить, но не понимаю, почему девушка с привлекательной внешностью вообще пошла в домработницы. Согласитесь, что это кажется странным. Даже если это не основное ее занятие… Сейчас для привлекательной девушки столько всяких возможностей…»
«Положим, возможностей было много всегда, — так сказала Анна Сергеевна. — Видите ли, Марина кое в чем отличается от многих. Во-первых, она из деревни, и ей удалось сохранить редкую для нашего времени моральную чистоту…» — Именно так она и выразилась, с достоинством и вполне серьезно. — «А во-вторых, — сказала она, — эта девушка верующая… правда, исповедания не православного; кажется католичка… словом, такая работа соответствует ее мировоззрению, точнее желанию помогать людям. Кроме того, Вы угадали, что это не основное ее занятие; она работает медсестрой, и здесь еще одна причина того, почему не так-то легко ее устроить — работа в больнице посменная, и она может работать в доме только два дня через один, по скользящему графику, а это, как Вы понимаете, далеко не всем подходит».
«Однако, чтобы работать медсестрой, — уточнила я, — нужно специальное образование, не так ли?»
«Да, конечно. У нее есть соответствующий диплом».
«Просто Вы сказали, что она из деревни…»
«Я имела в виду ее происхождение и воспитание. А медицинское училище она закончила в своем районном или даже, кажется, областном центре».
«Теперь мне более понятны обстоятельства, — сказала я, — но разрешите нескромный вопрос? Если Вы, по Вашим собственным словам, принимаете участие в судьбе этой девушки, причем участие, как я вижу, искреннее и, более того, горячее, то отсюда естественным было бы сделать вывод о Вашей глубокой к ней симпатии и даже, может быть, человеческой привязанности. В таком случае, почему же Вам вообще понадобилось от нее отказаться? И, если Вы так ее полюбили, не будете ли Вы в какой-то степени страдать от ее отсутствия?»
«Вы и здесь угадали, — с грустью ответила Анна Сергеевна, — мне действительно будет плохо без Марины; но почему Вам не приходит в голову, что это не я пожелала, как Вы выразились, от нее отказаться, а наоборот, она сама решила уйти от меня?»
«О, простите, — сказала я смущенно, — я чувствую, что едва ли не обидела Вас… Вероятно, такова инерция мышления. Просто я помню, что раньше домработницу действительно было трудно найти, и за хороших домработниц держались хозяева; теперь же все наоборот — трудно найти работу… и, если с обеих сторон нет каких-нибудь особенных требований… а оплата соответствует объему труда…»
«Не беспокойтесь, — мягким тоном сказала моя собеседница, — я на Вас не в обиде; видно, я должна разъяснить Вам возникшие отношения так, как сама их понимаю. В своей работе на дому Марина видит не только способ заработать деньги, но и возможность быть полезной людям, которые нуждаются в ее… даже не труде, а скорее помощи или, если хотите, участии. По причинам, обсуждать которые я полагала бы неэтичным, она не может или не желает завести собственную семью; но у нее есть потребность ощутить семейный уют, пусть вначале чужой, который, однако, делается для нее своим, если она видит, что без нее обойтись трудно. Когда-то давно, в пору моего детства, домработницы зачастую становились для хозяев более близкими, чем иные члены семьи… К несчастью, сегодняшняя обстановка в нашей семье сильно отличается от той, в которой у нас появилась Марина. Тогда, то есть год назад, жена моего сына — а мы живем вместе с его семьей — была на последнем месяце беременности; и в то же самое время мой муж слег с тяжелой болезнью. Я не могла позволить себе бросить работу за год до пенсии. Мы были натурально в отчаянии. И тут Бог послал нам Марину. Для всех нас это был трудный год…»
Ана помолчала, закурила еще одну.
— А дальше? — спросила Вероника.
— Дальше она заплакала, — хмуро сказала Ана. — Я растерялась, стала ее утешать. В последующем разговоре выяснилось, что муж ее два месяца назад умер. Невестка отняла ребенка от груди и занялась хозяйством. Наконец, сама она, моя тезка, оформила себе пенсию. На следующий же день, по ее словам, Марина заявила, что уходит.
— Это согласуется с ее учением о миссии Марины, — заметила Вероника. — Три бабы в одной кухне, явный перебор.
— Положим, не только это, — сказала Ана. — Муж имел какой-то доход. Муж умер — дохода не стало, а домработнице-то надо платить. Сын, видно, не слишком богат, если квартиру не разменяли… Вдобавок еще непонятно, какие отношения были у Марины с той невесткой. Сдается мне, не самые лучшие.
— Ну ясно… Молодая и привлекательная…
— Возможно, — уклончиво сказала Ана, — и к тому же человек свекрови… Не завидую я этой Анне
