Как же, как же, видел его в зеркале в кафе «Ландыш». Вот проблема, кем стать: аспирантом или адъюнктом?
А внизу под сапогами оранжерея ботанического сада. Или же разноцветные зонтики? Зонтики раздвигаются, а под ними знакомые девушки: инженер-химик, инструктор роно, почвовед, лингвист, подруги дней его суровых. Мимо, камнем, боцман Допекайло.
— Промахнешься, Шустиков, гальюны тебе чистить!
Ветер 10 баллов, попробуй не промахнуться. Относит, относит!
Бухнулся в стог, поспал минут шестьсот, проснулся, определился по звездам, добрал еще пару часиков, от сна пока никто не умер. А утром вижу — идет по росе Хороший Человек, несет свои сокровища, весь просвечивает сквозь платье.
Первый сон старика Моченкина
И вот увидел он богатые палаты с лепным архитектурным излишеством и гирляндом. Батюшки светы родные, Пресвятая Дева Богородица, как говаривала отсталая матушка под влиянием крепостного ига.
Образована авторитетная комиссия по разбору заявлений нижеследующего вышеизложенного.
Его проводят в предбанник с кислым квасом… Уже в предбаннике!
…вручают единовременный подарок сухим пайком. Нате вам сала шашнадцать кило, нате урюку шашнадцать кило, сахару для самогонки шашнадцать кило.
Потом проводят в залу двухсветную, красным бархатом убранную, ставят на колени, власы ублажают подсолнечным маслом из каленых семян, расчесывают на прямой пробор.
В президиуме авторитетная комиссия с председателем. Председатель из себя солидный, очень знакомый, членистоногий — батюшки светы, Колорадский Жук. По левую, по правую руку жучата малые, высокоактивные.
— Заявления ваши рассмотрены в положительном смысле, — внушительным голосом говорит председатель.
— Разрешите слово в порядке ведения, — пискнул малый жучок.
Душа старика Моченкина похолодела — разоблачат, разоблачат!
— Посмотрите на него внимательно, уважаемая комиссия, ведь это же картошка. По всему свету рыщем, найти не можем, а тут перед нами высококачественный клубень.
Принято решение, сами знаете какое.
Еле выбрался в щель подпольную, выскочил на волю вольную. В окно видал своими глазами — жуки терзали огромный клубень.
Ночь провел на Квасной Путяти в темени и тоске. Подбирался ложный крокодил, цапал замками за ноги, щекотал.
А утром вижу, идет по росе осиянной молодой защитник Хороший Алимент.
Первый сон педагога Ирины Валентиновны Селезневой
Она давно уже подозревала существование не включенной в программу главы Эластик-Мажестик- Семанифик…
Гули-гулишки-гулю, я тебя люблю… На карнавале под сенью ночи вы мне шептали — люблю вас очень…
Это староста первого потока рыжий Сомов взял ее на буксир как плохоуспевающую.
Помните, у Хемингуэя? Помните, у Дрюона? Помните, у Жуховицкого? Да ой! Нахалы какие, за какой- то коктейль «Мутный таран» я всё должна помнить.
А сверху, сверху летят, как опахала, польские журналы всех стран.
— Встаньте, дети!
Встали маленькие львы с лукавыми глазами.
Ой, вспомнила — это лев Пиросманишвили. Если вы сложный человек, вам должны нравиться примитивы. Так говаривал ей руководитель практики Генрих Анатольевич Рейнвольф. Наговорили они ей всякого, а оценка — три.
И всё ж: гули-гулюшки-гулю-я-тебя-люблю-на-карнавале-под-сенью-ночи кружились красавцы в полумасках на танцплощадке платформы Гель-Гью. Ирочка, деточка, иди сюда, мячик дам. Бабушка, а зачем тебе такие большие руки? Чтобы обнять тебя. А зачем тебе эта лопата? Бери лопату, копай яму, сбрасывай сокровища!
Прощайтесь, гордо поднимите красивую голову. Не сбрасывайте сокровищ! Стоп, вы спасены. К вам по росе идет Хороший Человек, и клеши у него мокрые до колен.
Первый сон Володи Телескопова
В медпункте над ним долго мудрили: вливали спецсознание через резиновый шланг — ох, врачи- паразиты, — промывали бурлящий организм.
Однако полегчало — встал окрыленный.
Директор с печки слез, походил вокруг в мягких валенках, гукнул:
— Дать товарищу Телескопову самый наилучший станок высотой с гору.
— Э, нет, — говорю, — ты мне сначала тарифную сетку скалькулируй.
Директор на колени перед ним:
— Что ты, Володя, да мы в лепешку расшибемся! Мы тебя путевкой награждаем в Цхалтубо.
Здрасьте, вот вам и Цхалтубо. Вся эта Цхалгуба ваша по грудь в снегу.
Трактор идет, Симка позади, очень большая на санном прицепе.
Понятное дело, не вынесла душа поэта позора мелочных обид, весь утоп в пуховых подушках, запутался в красном одеяле, рожа вся в кильках маринованных, лапы в ряпушке томатной. Однако не зажимают, наливают дополна.
Утром заявляются Эдюля, Степан и этот, как звать, не помню:
— Аида, Володя, на футбол.
Футбол катился здоровенный, как бык с ВДНХ. Бобан, балерина кривоногая, сколько мы за тебя
