– Наверху, как я понимаю, у них кружки, а в подвале бомбовая мастерская. Веселый дом, – сказал Красин.
– Отец Бергов, как вы, должно быть, знаете, погиб прошлой зимой на лыжных катаниях в Альпах. Старшим остался Павел, но ему всего 22 года, и он думает только о революции. Николай моложе на год, но гораздо более умеренных взглядов, он за мирное развитие. Братья вечно спорят, как и сейчас…
– Коля, ведь ты же сам говорил, что даже электротехника не может развиваться при абсолютизме! – кричал Павел.
– Я уверен, что развитие российской экономики заставит абсолютизм сдать свои позиции! – на такой же высокой ноте ответил Николай.
– Сдать позиции! – захохотал Павел. – Он будет уничтожен еще в этом году одним ударом рабочего кулака!
– Обратите внимание, Николай Евгеньевич, братья все время оглядываются на… – Красин кивком показал на удивительно красивую темноволосую девушку с мрачноватым взглядом.
– «Струна» единственная в этом доме знает вас как «Никитича», – прошептал Буренин.
– Она идеальная подпольщица, но тем не менее оба братца влюблены в нее по уши, – усмехнулся Красин.
– Теперь только Танюша Берг не вошла в вашу драматургию, Леонид Борисович, – улыбнулся Буренине. – В кого же влюблена она?
Тоненькая девушка-гимназистка, почти девочка, словно почувствовала, что говорят о ней, и остановилась посреди гостиной, оглядываясь.
– Таня влюблена… в вас, Николай Евгеньевич! – засмеялся Красин.
– Ой, Николай Евгеньевич! – вскричала Таня. – Господа, здесь Буренин!
– Ну, раз уж вы нас, наконец, заметили, – сказал Буренин окружившей их молодежи, – позвольте представить моего приятеля инженера Красина.
– Счастлив безмерно! – воскликнул Николай. – Я был на вашем докладе об энергетических установках в Баку!
– Николай Евгеньевич, умоляю, Рахманинова, – как ребенок попросила Таня.
Буренин себя упрашивать не заставил и сел к роялю.
Два гориллоподобных субъекта в штатском втолкнули Митеньку в большой полутемный кабинет. За столом, пустынно поблескивая моноклем, сидел сухопарый подполковник.
– Тэк-с, член анархической группы «Черный костер» под боевой кличкой «Огурчик», он же бывший подпрапорщик 5-го драгунского полка дезертир Петунин?
– Нет, нет! – отчаянно затрепыхался Митенька.
– По закону военного времени вы будете преданы смертной казни расстрелянием, – подполковник закрыл папку, вроде бы задумался, почесал ногтем пробор. – А впрочем… подойдите-ка ближе, «Огурчик»…
За чайным столом в доме Бергов продолжался спор. Ораторствовал Николай, явно стараясь произвести впечатление на Красина.
– Страна наша – великая, и, несмотря на все наши уродства во всех сферах, происходит естественный процесс: одаренность возвышается над тупостью. Но есть одна сфера деятельности в нашей стране, где все происходит наоборот, где достоинство – не ловкость, а леность, не мысль, а безмыслие. Это сфера административная, правительственная. Вот в чем скрыт трагический порок. Как вы считаете, Леонид Борисович?
– Согласен, Николай Иванович, – кивнул Красин. – Добавлю, что царский бюрократический аппарат мало способен на улучшения, ибо он выталкивает людей недюжинных как чужеродный элемент.
– Примитивно! – выкрикнул Павел. – Вы, либералы, как огня боитесь классовой оценки явлений! Талант и бездарность! Добро и зло! Мистика!
Из-за самовара высунулась Танюша, любезно и снисходительно объяснила Красину:
– В нашей семье, кроме Николая, все убежденные марксисты…
Красин одобрительно покивал ей:
– Нынче все марксисты, а я вот электротехник.
– Браво, Леонид Борисович! – Таня влюбленно смотрела на него.
«Как он держится, какое самообладание, – глядя исподлобья на Красина, подумала «Струна», – а Павел – мальчишка».
– Эсеры умеют улучшать царский аппарат! – захохотал Горизонтов. – Сазонов и Каляев очень улучшили!
– Личный террор – глупость! – вскричал Павел.
– Не учи ученого! Я большевик и не хуже тебя…
– Вы уже и большевик, – с усмешкой посмотрела на Горизонтова Надя.
– Что касается меня, то я против раскола эсдеков, – смущенно сказала Лиза. К ней повернулся совершенно пунцовый Илья Лихарев.
– Вы читали, Лиза, «Две тактики»?..
Красин отвел в угол Буренина и тихо заговорил:
– Прекрасные славные юноши, но всю эту болтовню, крики, всю эту отрыжку нигилизма нужно ликвидировать немедленно. Дом открыт, любой сыщик может прийти, его еще и чаем угостят. У нас на Бергов большая ставка. Нужно наладить конспирацию.
– Хорошо, теперь идите, – сказал подполковник и повернулся к Мите спиной. По лицу «Огурчика» прошла волна чувств: страх сменился отчаянием и стыдом, потом появилось выражение злобы и угрозы. Оскалившись, он погрозил пальцем длинной сухой спине и вышел из кабинета.
В полутемной и пустой гостиной перед камином Буренин тихо говорил с Павлом Бергом.
– Ваша идея о продаже недвижимости в пользу партии несостоятельна, Павел Иванович. Партии выгодно, чтобы хозяином на ваших фабриках были именно вы, а не какой-нибудь Влас Лукич. Сегодня в концерте вас видел «Никитич» и просил кланяться.
– «Никитич»! Сам! Он знает обо мне! – вскричал Павел.
– Разумеется. На Третьем съезде, должно быть, будет принято решение о создании боевых рабочих дружин, а возможно, Павел Иванович, и еще более серьезные решения…
– Скорее бы, – прошептал Павел.
Солнечным зимним днем на углу оживленных московских улиц Витя Горизонтов отчитывал Митеньку Петунина.
– Опозорил меня у Бергов, драгунская шкура! Ты где это анархизма поднабрался?
Митенька дрожал, благоговейно смотрел на свое божество.
– В общество «Солнце и мы» ходил. Увлекся. Забросили вы меня, Виктор Николаевич. Литературки не хватает.
К молодым людям подошел массивный пыхтящий городовой Дормидон Ферапонтыч Уев.
– Попрошу не скопляться, господа, – просипел он, боязливо кося глазом.
– Дай семечек, Ферапонтыч, – небрежно сказал Горизонтов.
– Извольте, извольте. – Городовой протянул щедрую жменю.
– Спасибо, Ферапонтыч. Иди, не бойся.
Уев отошел со вздохом облегчения.
– Ладно, Митяй, литературы я тебе добавлю, – благодушно сказал Виктор, – а теперь, Митяй, слиняй – у меня рандеву с барышней.
И тут в глазах Мити промелькнуло что-то такое страшное, чего он, видно, и сам испугался.
– Свидание приватное, Виктор Николаевич, или по боевому делу? – с трудом спросил он.
– Давай-давай, – Горизонтов бесцеремонно подтолкнул его коленкой.
Лиза Берг и Надя приближались к перекрестку.
– Здесь, Лиза, мне нужно с вами проститься, у меня встреча с Горизонтовым, – сказала Надя.
Лиза вспыхнула, пошла прочь, обернулась, увидела, как встретились Надя и Виктор, пошла еще быстрее.
