Морок

— Попадать совсем не туда, куда тебе нужно, на ночь глядя — это, как я заметил, одна из самых стойких твоих привычек… — вставил я.

Она робко улыбнулась:

— Точно! Откуда… ты знаешь?

Я вздохнул и пожал плечами.

— Что-то случилось на дороге. Автобусы вообще ходят очень редко, а мы еще ждали на остановке лишних часа три. Пришел краснодарский — мы все, наконец, счастливые и довольные, загрузились в него. Вдруг водитель сообщает: по техническим причинам маршрут изменен, машина пойдет только до Славянска.

— Какие странные технические причины: полмаршрута можно проехать, а больше — ни- ни.

— Не знаю, он при мне несколько раз ломался и чинился в дороге. Короче говоря, большая часть пассажиров с матом и причитаниями автобус покинула. А я из упрямства решила остаться. Мало ли еще какие трудности будут. Надо продвигаться к цели, а не от нее.

— Где же ты собиралась ночевать?! — Этот вопрос пока волновал меня гораздо больше, чем другой: какова была цель ее перемещений в пространстве.

— Мне попутчики рассказали, как найти общежитие, чтобы заночевать. Вот я и шла, искала. Сдуру отказалась — мне одна бабушка, тоже пассажирка, предлагала: «Иди, дочка, у меня переночуешь». Впрочем, что ни делается, все к лучшему: зато я вас… тебя встретила.

Минуту назад она приветствовала меня словами:

— Господи! Неужели это вы?! Как хорошо! А что вы тут делаете?

Меня поразило эти «вы». Моя ли это Александра, если она меня едва узнает?!

Я сделал шаг ей навстречу, но расстояние между нами все равно оставалось слишком большим, чтобы я мог к ней прикоснуться.

— Разве ты… вы не помните, — сказал я, едва сдерживая дрожь в голосе, — что мы давно перешли на «ты»?

— Давно? Да-да, мы вообще давно не виделись. Извините. То есть извини. А… ты меня тоже не сразу узнал?

— Конечно не сразу — в такой тьме!

— Я очень испугалась, когда увидела, что на перекрестке мужчина стоит: ночь, я одна- одинешенька. Решила так: если он двинется мне навстречу, сразу побегу. Потом в дом какой-нибудь попрошусь, чтоб приютили. Хорошо, что ты не ушел, подождал меня.

— Как же я мог тебя не подождать, Аля?

Я снова попробовал преодолеть разделявшее нас расстояние, и вновь мой шаг вперед оказался шагом в сторону. Сильный порыв ветра распахнул ворот ветровки, который она придерживала ладонью. Какая-то ткань светилась живым, огненным оттенком, окутывая шею. Такой знакомый цвет! Конец шарфа выскользнул из-под куртки и полетел по ветру. Она принялась его укрощать. Справилась. Смущенно глянула на меня. С тем же порывом ветра развеялись мои сомнения.

Я смотрел на Александру, внимательно слушал ее. Мне стало спокойнее. В двух шагах передо мной весело улыбалась и с трудом припоминала меня как давнего случайного знакомого моя настоящая суженая, та единственная, которую я искал.

Она еще ни разу не назвала меня по имени. Она не помнила моего настоящего имени и стеснялась произнести ту дурацкую кличку, которую знала в самом начале нашего знакомства.

В первый же раз я случайно оказался у нее дома, в небольшой компании ее коллег — ученых- психофизиологов. Она и я смотрели друг на друга с симпатией — тем дело и ограничилось. Ухаживать за ней я стал не сразу: я был совершенно уверен, что у этой симпатичной, умной и приветливой молодой женщины есть муж или постоянный партнер. Моей уверенности нисколько не мешал испорченный кран в ванной комнате: мало ли, занят человек или куда-то надолго уехал. Мне знаком голодный, напряженный взгляд одиноких женщин. А ее защитного цвета глаза были безмятежны.

Лишь пару месяцев спустя, в начале осени, я узнал от общего знакомого, что нет у Александры Рябининой ни мужа, ни друга, и поспешил встретиться с ней вновь. А в ноябре мы уже поженились.

Много позже она однажды решилась признаться мне, что ее больно ранило мое исчезновение после первой встречи: я ведь не скрывал, как она мне понравилась, — а после взял да и пропал!

Вот теперь она и смотрела на меня с радостью, обидой и робкой надеждой — именно так, как смотрела в начале нашей второй встречи.

Случайные капли будущего ливня падали на нас, пока еще не угрожая промочить до нитки.

Я сказал, что в Славянске по делу, и спросил, зачем Александра так стремилась в Краснодар. Та ответила, что это целая история, она потом расскажет, если мне будет интересно.

— Я хотела обязательно успеть туда съездить пораньше, а то Гоша грозился на днях везти нас всех дальше на Кавказ.

— Гоша?

— Георгий — муж подруги. Мы приехали только сегодня утром. Остановились далековато от пляжа. Сразу побежали купаться. Все вещи сложили в один рюкзак, который нес Гоша. Когда вернулись с пляжа, ребята повалились спать — сутки ведь ехали без отдыха, а я решила, не откладывая, рвануть в Краснодар.

Я слушал молча: в горле застрял комок.

Друзьям она написала записку, чтобы не волновались. И, только усевшись в автобус, обнаружила, что забыла вынуть из общей сумки кошелек и мобильный телефон!

— Пришлось ехать налегке. Кое-какие деньги завалялись в кармане брюк. Хватило на автобусный билет. Еще остался полтинник с мелочью.

«Полтинник»! Я немедленно взял след:

— Но оставшиеся деньги ты бы потратила на ночевку в общежитии! Как собиралась ехать дальше, до Краснодара и обратно?

— В крайнем случае автостопом. Но, я думаю, мне бы хватило: здесь такие низкие цены!

— Автостопом? Ты путешествуешь по России с одной пятидесятирублевкой в кармане? Не может быть!

«Ну, покажи мне этот полтинник!» — хотел я крикнуть.

— Хочешь, покажу?!

Я замер: как легко она прочитала мою мысль! И вспомнил: так бывало часто между нами.

— Ну, покажи.

Она проворно вывернула наружу оба кармана ветровки, достав оттуда металлическую мелочь. Затем распахнула курточку и, извиваясь, принялась выворачивать карманы слишком тесных джинсов. Как же она хороша! У меня перехватило дыхание. Я опять спонтанно сделал шаг вперед, однако не приблизился к ней ни на дюйм.

— Вот, видишь?

В руке она держала несколько крупных монет, похоже, пятаки, и пятидесятирублевую бумажку. Вывернутые карманы смешно трепыхались на ветру.

— Убедился?

— Кстати! — воскликнул я как можно естественнее, — не убирай пока свое сокровище. Дай мне на нее посмотреть поближе.

— На что?

— На купюру эту пятидесятирублевую.

— Зачем?

Ее тон едва уловимо изменился. Откуда это вдруг возникшее сопротивление?

— Покажу тебе фокус. Я его недавно освоил.

Любимая женщина смотрела на меня с подозрением.