– Кто это? – возопил по-английски Онокодзи. – Я требовал присутствия японских властей! Вы ответите! Мой кузен – министр двора!
– Это представитель потерпевшего государства, – торжественно объявил Локстон. – Вот, господин вице-консул, передаю это несчастное дитя на ваше попечение.
Фандорин брезгливо покосился на растлителя и участливо спросил у девчонки по-русски:
– Как тебя зовут?
Та поиграла размалеванными глазенками, сунула в рот хвост косички и протянула:
– Баська. Баська Зайончек.
– Сколько тебе лет?
Немножко подумав, несчастное дитя ответило:
– Двадцать.
И, что было уж совершенно лишним, дважды показала две растопыренные пятерни.
– Она говорит, что ей двадцать лет? – немедленно оживился князь. – Она ведь про это сказала, да?
Не обращая на него внимания, Эраст Петрович медленно произнес:
– Очень жаль. Если бы вы были несовершеннолетняя, ну
Что такое «компенсация», Баська явно знала. Она наморщила лоб, пытливо разглядывая титулярного советника. Дернула ногой, сбросив шлепанец, почесала ступню и заявила, глотая твердое «л»:
– Я соврала пану. Мне четырнадцать лет. – Еще немножко подумала. – Скоро будет. А пока тринадцать.
На сей раз показала сначала две пятерни, потом три пальца.
– She is thirteen (ей тринадцать –
Князь застонал.
– Дитя мое, я могу защищать ваши интересы лишь в том случае, если вы находитесь в российском подданстве. Итак, вы подданная империи?
– Так, – кивнула Баська и в подтверждение троеперстно перекрестилась – правда, слева направо. – Пан, а компенсация – это сколько?
– She is a Russian subject, we’ll take care of her (Она русская подданная, мы о ней позаботимся –
Больше в ее присутствии нужды не было.
– Почему вы не дали бедняжке одеться? – с укором обратился вице-консул к Локстону. – Крошка совсем замерзла. Господин Сирота отведет ее на квартиру.
Вообще-то было непохоже, чтобы Баська зябла. Напротив, поглядывая на интересного брюнета, она как бы случайно распахнула простыню, и Фандорин заморгал: грудь у несовершеннолетней Зайончек была развита не по годам. Хотя черт ее знает, сколько ей было лет на самом деле.
Итак, пострадавшую увел Сирота, Эраст Петрович остался присутствовать при составлении протокола. А вскоре явился и японский представитель, начальник туземной полиции инспектор Асагава.
Князь кинулся ему навстречу, размахивая руками, затараторил было что-то по-японски.
– Молчать! – рявкнул Локстон. – Я требую, чтобы все переговоры велись на языке, понятном потерпевшей стороне.
Потерпевшая сторона, то есть Фандорин, мрачно кивнула.
– Человек, именующий себя князем Онокодзи, предложил выхлопотать мне повышение, если я замну это дело, – невозмутимо сообщил Асагава.
Арестованный затравленно посмотрел на всех троих, и его глазки блеснули – кажется, он начинал догадываться, что угодил в участок неслучайно. Но вывод при этом сделал ошибочный.
– Ну хорошо, хорошо, – хмыкнул он, поднимая руки в знак капитуляции. – Я вижу, что попался. Ловко вы всё подстроили. Но вас, джентльмены, ждет разочарование. Вы думали, что раз я князь, то у меня денег полные карманы? Увы. Я гол, как храмовая черепаха. Сильно вы на мне не разживетесь. Я скажу вам, чем всё закончится. Просижу ночь в вашей каталажке, а завтра приедет кто-нибудь из министерства и заберет меня. Останетесь ни с чем.
– А позор? – сказал Асагава. – Вы, отпрыск древнего прославленного рода, замешаны в грязном скандальчике. Покровители вас, возможно, и вызволят, но потом разорвут все отношения. Свет отвернется от вас, как от зачумленного. Больше никакой протекции, никаких подачек от родственников.
Онокодзи прищурился. Кажется, этот человечек был отнюдь не глуп.
– Чего вы от меня хотите? Я же вижу – вы к чему-то клоните. Говорите прямо. Если цена честная, мы сговоримся.
Асагава и Фандорин переглянулись.
– Суга, – тихо сказал инспектор. – Нам нужен Суга. Расскажите всё, что знаете о его роли в убийстве министра Окубо, и мы вас отпустим.
Лицо князя так стремительно побледнело, словно кто-то мазнул по лбу и щекам кистью, обмакнутой в свинцовые белила.
– Я ничего про это не знаю… – пролепетал он.
– Неделю назад вы рассказывали Алджернону Булкоксу о том, какая награда ожидает Сугу за ловко исполненную работу, – вступил в игру Фандорин. – Не отпирайтесь, это бесполезно.
Князь в ужасе уставился на вице-консула – видимо, не ожидал атаки с этой стороны.
– Откуда вы…? В комнате мы были вдвоем! – Онокодзи растерянно захлопал ресницами.
Эраст Петрович был уверен, что тщедушный прожигатель жизни сейчас дрогнет. Но вздрогнуть пришлось самому титулярному советнику.
– А! – воскликнул арестованный. – Это его содержанка, да? Она шпионит на русских? Ну конечно! Слуг в доме не было, только она!
– Какая содержанка? О ком это вы? – поспешно (пожалуй, слишком поспешно) переспросил Фандорин. Сердце сжалось. Не хватало еще навлечь на О-Юми беду! – Не нужно б-болтать у раскрытого окна, где вас могут подслушать чужие уши.
Трудно было понять, удалось ли ему этой репликой сбить Онокодзи с опасного подозрения. Но откровенничать князь не пожелал.
– Ничего говорить не буду, – угрюмо буркнул он. – Позор позором, но жизнь дороже… Ваш агент напутал. Ничего такого про интенданта Сугу я не знаю.
И дальше стоял на своем. Угрозы скандала на него не действовали. Онокодзи лишь твердил, что требует немедленно известить токийскую полицию об аресте представителя высшей знати, двоюродного племянника четырех генералов, кузена двух министров, соученика двух императорских высочеств и прочая, и прочая.
– Япония не допустит, чтобы князя Онокодзи держали в иностранной кутузке, – заявил он напоследок.
«Он прав?» – взглядом спросил Фандорин у инспектора. Тот кивнул.
«Что же делать?»
– Скажите, сержант, у вас, наверное, очень много дел по переписке, отчетности, всякой документации? – спросил Асагава.
– Да нет, не очень, – удивился Локстон.
– Ну как же, – с нажимом произнес инспектор. – Вы отвечаете за целый Сеттльмент. Тут живут граждане пятнадцати государств, в порту столько кораблей, а у вас всего две руки.
– Это да, – признал сержант, пытаясь понять, куда клонит японец.
– Я знаю, что по закону вы обязаны сообщить нам об аресте японского подданного в течение двадцати четырех часов, но вы ведь можете и не уложиться в этот срок.
– Могу. Дня два-три понадобится. А то и четыре, – стал подыгрывать американец.
