неподалеку электротеатр «Орландо», в нем есть публичный телефон. Я буду на номере…
– 20–93, – подсказал Лисицкий, у которого к каждому уху было прижато по наушнику.
– Звонок, по левому! – воскликнул он минуту спустя.
Эраст Петрович схватил отводную трубку, услышал вальяжный мужской голос:
– …Беатрисочка, душенька, горю весь, мочи нет. Сей же час к вам. Уж приготовьте мой кабинетик. И Зюлейку, непременно.
– Зюлейка с кавалером, – ответил на другом конце женский голос, очень мягкий и приятный.
Мужчина заполошился:
– Как с кавалером? С кем? Если с Фон-Вайлем, я вам этого не прощу!
– Я вам мадам Фриду приготовлю, – заворковала женщина. – Помните такую, рослую, дивного сложения. Виртуозно хлещет плеточкой, не хуже Зюлейки. Вашему превосходительству понравится.
Штабс-ротмистр затрясся, давясь беззвучным смехом, Фандорин досадливо бросил трубку.
В течение последующего часа звонков было много, некоторые еще более пикантного свойства, но все в левое ухо Лисицкого, то есть на номер 114–22, второй телефон молчал.
Он очнулся в половине двенадцатого, причем звонили из пансиона. Мужчина попросил дать 42– 13.
– 42–13 – что это? – шепотом спросил инженер, пока барышня соединяла.
Жандарм и сам уже шелестел страницами. Нашел, подчеркнул строчку ногтем.
«Ресторан „Роза ветров“», прочел Фандорин.
– Ресторан «Роза ветров», – сказали в трубке. – Слушаю-с?
– Милейший, подзовите-ка мне господина Мирошниченко, он сидит за столиком у окна, один, – попросил «Сен-Санс» мужским голосом.
– Сию минуту-с.
Долгое, на несколько минут, молчание.
Потом на ресторанном конце спокойный баритон спросил:
– Это вы?
– Как условились. Готовы?
– Да. Будем в час ночи.
– Там много. Без малого тысяча ящиков, – предупредил пансион.
Фандорин стиснул трубку так, что побелели пальцы. Оружие! Транспорт с японским оружием, не иначе!
– Людей достаточно, – уверенно сказал ресторан.
– Как будете переправлять? По воде?
– Разумеется. Иначе на что бы мне понадобился склад на реке? Говорите, где склад.
В этот миг на столе перед Лисицким замигал лампочками аппарат.
– Это экстраординарный, – шепнул офицер, схватив рожок и крутанув рычаг. – Эраст Петрович, вас. Срочно. По-моему, ваш слуга.
– Слушайте! – кивнул Фандорин в сторону трубки и взял рожок. – Да?
– Господин, вы велели сообщить, если будет интересно, – сказал Маса по-японски. – Тут очень интересно, приезжайте.
Пояснять ничего не стал – видимо, в электротеатре было много публики.
Между тем разговор между «Розой ветров» и «Сен-Сансом» завершился.
– Ну что, назвал м-место? – нетерпеливо повернулся инженер к Лисицкому.
Тот сокрушенно развел руками:
– Очевидно, в те две секунды, когда вы отложили трубку, а я еще не взял… Я слышал только, как этот, из ресторана, сказал: «да-да, знаю». Какие будут приказания? Послать в «Розу ветров» и «Сен-Санс» наряды?
– Не нужно. В ресторане вы никого уже не застанете. А пансионом я займусь сам.
Летя в экипаже вдоль ночных бульваров, Фандорин думал о страшной опасности, нависшей над древним городом – нет, над всем тысячелетним государством. Черные толпы, вооруженные японскими (или какими там) винтовками, стянут переулки удавкой баррикад. С окраин к центру поползет бесформенное кровавое пятно. Начнется затяжная, лютая резня, в которой победителей не будет, лишь мертвецы и проигравшие.
Главный враг всей жизни Эраста Петровича, бессмысленный и дикий Хаос пялился на инженера бельмастыми глазами темных окон, скалился гнилой пастью подворотен. Разумная, цивилизованная жизнь сжалась в ломкую проволочку фонарей, беззащитно мерцающих вдоль тротуара.
Маса поджидал возле решетки.
– Я не знаю, что происходит, – быстро заговорил он, ведя Фандорина вдоль пруда. – Смотрите сами. Плохой человек
– Ах, как скверно! – с тоской воскликнул инженер. – Этот шакал разнюхал и опять всё испортил!
Камердинер философски заметил:
– Все равно теперь ничего не поделаешь. Давайте смотреть, что будет дальше.
И они стали смотреть.
Слева и справа от входа было по окну. Свет в них не горел.
– Странно, – прошептал Эраст Петрович. – Что они там делают во мраке? Ни выстрелов, ни криков…
И в ту же секунду крик раздался – негромкий, но полный такого звериного ужаса, что Фандорин и его слуга, не сговариваясь, выскочили из своего укрытия и побежали к дому.
На крыльцо выполз человек, проворно перебирая локтями и коленками.
– Банзай! Банзай! – вопил он без остановки.
– Пойдем! – оглянулся инженер на остановившегося Масу. – Что же ты?
Слуга стоял, скрестив руки на груди, немое воплощение обиды.
– Вы обманули меня, господин. Этот человек японец.
Уговаривать его было некогда. Да и совестно.
– Он не японец, – сказал Фандорин. – Но ты прав: тебе лучше уйти. Нейтралитет так нейтралитет.
Инженер вздохнул и двинулся дальше. Камердинер тоже вздохнул и побрел прочь.
Из-за угла пансиона один за другим вылетели три тени – люди в одинаковых пальто и котелках.
– Евстратий Павлович! – галдели они, подхватив ползущего и ставя его на ноги. – Что с вами?
Тот выл, рвался из рук.
– Я Фандорин, – сказал Эраст Петрович, приблизившись.
Филеры переглянулись, но ничего не сказали – очевидно, в дальнейших представлениях нужды не было.
– Мозга с мозги съехала, – вздохнул один, постарше остальных. – Евстратий Павлович давно не в себе, наши примечали. А тут совсем с резьбы сошел…
– Японский бог… Банзай… Изыди, бес… – всё дергался припадочный.
Чтоб не мешал, Фандорин сжал ему артерию, и надворный советник успокоился. Опустил голову, всхрапнул, повис на руках у своих помощников.
– Пусть полежит, ничего с ним не случится. Ну-ка, за мной! – приказал инженер.
Быстро прошелся по комнатам, всюду зажигая электричество.
В квартире было пусто, безжизненно. Лишь в спальне билась и трепетала занавеска на распахнутом окне.
Фандорин кинулся к подоконнику. Снаружи был двор, за ним пустырь, сумрачные силуэты домов.
– Ушел! Почему никого не поставили под окном? Это непохоже на Мыльникова!
– Да стоял я, вон там, – принялся оправдываться один из филеров. – Как услышал, что Евстратьпалыч кричит, – побежал. Думал, выручать надо…
