В правой, ухваченная за шею, разевала пасть змея – серо-коричневая, с блестящими капельками глаз.
Лежащий замычал – на большее сил у него не было.
Змея плавно заструилась из рукава, пружинисто упала Фандорину на грудь. Он почувствовал на коже – там, где был расстегнут ворот, – холодное и шершавое прикосновение.
Очень близко, в нескольких дюймах от лица, закачалась ромбовидная головка. Эраст Петрович слышал тихое, прерывистое шипение, видел острые клычки, раздвоенный язычок, но не мог сдвинуться ни на волос. По лбу сбегал ледяной пот.
Раздалось странное пощелкиванье – этот звук издавал старик, будто побуждая рептилию поторопиться.
Пасть качнулась к горлу Фандорина, и он поскорей зажмурился, успев подумать, что не может быть ничего страшнее этого ужаса. Даже смерть станет благословенным избавлением.
Прошла секунда, другая, третья.
Эраст Петрович открыл глаза – и не увидел перед собой змеи.
Но она была здесь, он чувствовал ее движения.
Кажется, гадина вознамерилась поудобней устроиться у него на груди – свернулась клубком, хвост пролез под рубашку и щекотно заелозил по ребрам.
Фандорин с трудом сфокусировал взгляд на старике – тот по-прежнему в упор смотрел на парализованного, но что-то в глазах-угольях изменилось. Теперь в них, пожалуй, читалось удивление. Или любопытство?
– Эраст Петрович! – донеслось откуда-то издалека. – Фандорин! Ничего, если я войду?
То, что произошло далее, не заняло и секунды.
Старый японец в два бесшумных прыжка оказался у окна, подскочил, перевернулся в воздухе, в полете оперся одной рукой о подоконник, и исчез.
Тут на пороге возник Всеволод Витальевич – в панаме, с тросточкой, готовый к пешеходной экскурсии.
По шее Фандорина пробежали колкие мурашки, он обнаружил, что может повернуть голову.
Повернул, но старика уже не увидел – лишь покачивалась занавеска.
– Эт-то еще что такое? Гадюка! – закричал Доронин. – Не двигайтесь!
Змея перепуганно метнулась с груди Эраста Петровича в угол комнаты.
Консул бросился за ней и принялся бить тростью по полу – так яростно, что палка с третьего удара переломилась пополам.
Титулярный советник оторвал затылок от ковра – кажется, паралич понемногу проходил.
– Я с-сплю? – пролепетал он, едва ворочая языком. – Мне п-приснилась змея…
– Не приснилась. – Доронин брезгливо, обернув пальцы платком, поднял за хвост убитую рептилию.
Рассмотрел, сдвинув очки к кончику носа. Поднес к окну, выбросил. Осуждающе поглядел на похрапывающего Масу, тяжело вздохнул.
Потом взял стул, сел напротив вяло ворочающегося помощника, воззрился на него тяжелым взглядом.
– Ну вот что, дорогой мой, – сурово начал консул. – Давайте-ка без дураков, начистоту. Каким вчера серафимом прикинулся! В бордели не ходит, про опиоманов слыхом не слыхивал… – Доронин втянул носом воздух. – Опиумом не пахнет. Стало быть, предпочитаете инъекции? Знаете, как называется то, что с вами произошло? Наркотический обморок. Не мотайте головой, я не вчера на свет родился! Сирота мне рассказал про ваши вчерашние подвиги в притоне. Хорошего же слугу вы себе подобрали! Это он добыл вам наркотик? Он, кто же еще! И сам попользовался, и хозяину услужил. Скажите мне одно, Фандорин. Только честно! Давно пристрастились к зелью?
Эраст Петрович издал стон, покачал головой.
– Верю. Вы совсем еще молоды, не губите себя! Я вас предупреждал: наркотик смертельно опасен, если не умеешь держать себя в руках. Вы только что чуть не погибли – по нелепейшей случайности! В комнату заползла
– Кто? – слабым голосом спросил титулярный советник. – Кто з-заполз?
–
Эраст Петрович молчал, потому что сил на объяснения не было. Да и что бы он сказал? Что в комнате был старик с горящими, как угли, глазами, а потом взял и вылетел в окно? Тогда консул лишь укрепился бы в уверенности, что его помощник закоренелый наркоман, подверженный галлюцинациям. Лучше отложить этот фантастический рассказ на потом, когда перестанет кружиться голова, а речь вновь обретет членораздельность.
Честно говоря, молодой человек теперь и сам был не до конца убежден, что всё это произошло на самом деле. Разве такое бывает?
– …Но прыгучий старик, который носит в рукаве ядовитую змею, мне не привиделся. И у меня есть верное тому д-доказательство. Его я предъявлю вам чуть позже, – закончил Фандорин и обвел взглядом слушателей: сержанта Локстона, инспектора Асагаву и доктора Твигса.
Весь предыдущий день титулярный советник пролежал пластом, медленно приходя в себя, и лишь после десятичасового глубокого сна наконец полностью восстановил силы.
И вот теперь, в полицейском участке, рассказывал приключившуюся с ним невероятную историю членам следственной группы.
Асагава спросил:
– Господин вице-консул, вы совершенно уверены, что это тот самый старик, который в «Ракуэне» ударил капитана?
– Да. Маса не видел его в спальне, но когда я с помощью переводчика попросил его описать человека из «Ракуэна», приметы совпали: рост, возраст, наконец, особенный, пронзительный взгляд. Это он, никаких сомнений. Познакомившись с этим интересным г-господином, я готов поверить, что он нанес Благолепову смертельную рану одним-единственным прикосновением. «Дим-мак» – кажется, вы так это назвали, доктор?
– Но зачем он хотел вас убить? – спросил Твигс.
– Не меня. Масу. Старый фокусник откуда-то прознал, что у следствия имеется свидетель, который может опознать убийцу. План, очевидно, был такой: усыпить моего камердинера, напустить на него
Сержант, доселе не проронивший ни слова и лишь мрачно посасывавший сигару, изрек:
– Слишком много болтаем. Да еще при посторонних. Что, к примеру, тут делает этот англичанин? – и невежливо ткнул пальцем в сторону доктора.
– Мистер Твигс, принесли? – вместо ответа обратился Фандорин к врачу.
Тот кивнул, достал из портфеля что-то плоское и длинное, завернутое в тряпку.
– Вот, сохранил. А чтоб покойнику не лежать в гробу с голой шеей, пожертвовал свой собственный, крахмальный, – сказал Твигс, доставая целлулоидный воротничок.
– Можете с-сравнить отпечатки? – Титулярный советник, в свою очередь, развернул некий сверток, извлек оттуда зеркало. – Оно лежало на подоконнике. Делая кульбит, мой т-таинственный гость коснулся поверхности пятерней.