злополучной тумбочке, но и отчасти на полу – словно книги и бумаги, пользуясь тем, что в спальне никого нет, вознамерились уползти потихоньку обратно в кабинет Василия Савельевича, где им, собственно, и подобало находиться.
На другой лежал французский роман. Геля прочла золоченую надпись на корешке «L'Homme qui rit»[3].
Вот, собственно, и все.
На очереди были владения Василия Савельевича – то есть кабинет. Дождавшись, пока взрослые займутся своими делами, Геля просочилась в первую дверь от парадной.
Стены кабинета почти сплошь были заставлены книжными шкафами, стопки книг вавилонами возвышались и у основания шкафов, и у кресел, и даже на ступеньках стремянки. У окна – огромный письменный стол карельской березы, заваленный журналами, бумагами, газетами и, разумеется, книгами.
Геля подошла поближе, спрятав руки за спину, чтобы ничего не трогать.
Но не трогать конечно же не получилось – ее сразу заинтересовала открытая английская книжка, очень толстая, лежавшая поверх нескольких других. Предусмотрительно заложив раскрытую страницу пальцем, посмотрела, как называется. На голубой обложке значилось:
Немножко почитала и сморщила нос от жалости:
…молодой джентльмен выпал из экипажа и ударился головой о мостовую. В результате полученной травмы он на некоторое время потерял сознание, однако скоро пришел в себя. Он почувствовал себя значительно лучше, и его друг усадил его обратно в карету и привез в дом родителей…
Бедный молодой джентльмен! Упал, ударился, а во втором абзаце вообще умер! И бедный, бедный Василий Савельевич! Читает такие ужасные книжки, чтобы лучше помочь своей любимой дочери, которая тоже упала и ударилась (но, к счастью, до второго абзаца не дошло).
Рядом со столом стояло суровое кресло с прямой спинкой, а перед ним – еще два, низких, кожаных (видимо, Василий Савельевич был строг к себе и милосерден к посетителям). У ножки кресла громоздилась взъерошенная куча прочитанных газет и журналов, и Геля вытащила парочку наугад, чтобы посмотреть.
В журнале «Новая Иллюстрацiя» посреди 32-й страницы красовалась фотка дяденьки в лихо подкрученных усиках и с младенцем на руках.
Ну-ка, кто это?
Оказалось – Будущiе императоры Австрiи
Эрцгерцогъ Карлъ-Францъ-Iосифъ (он унасл?дует престолъ посл? нын?шняго насл?дника, Франца- Фердинанда д’Эсте) со своимъ сыномъ Францемъ-Iосифомъ-Отто.
Такой маленький, а уже почти император, – подумала Геля, внимательно разглядывая щекастого важного младенца в большущей панамке.
Что-то такое она слышала об этих эрцгерцогах. Или читала? Нахмурилась, припоминая, но нет, без интернета, своей вечной шпаргалки, ничего вспомнить не смогла.
И снова стало немножко стыдно – она, конечно, очень соскучилась по маме, но если бы сейчас какой-нибудь волшебник спросил – что ты хочешь, девочка? Чтобы здесь появилась на час твоя мама или интернет? – Геля бы выбрала интернет.
Без мамы можно было потерпеть, взрослая уже, а вот без интернета – как без рук.
Столько вопросов, столько непонятного вокруг, а с интернетом она бы в два счета все выяснила.
Да кто же они такие, эти Карлы-Францы-Фердинанды? – снова постаралась вспомнить Геля, но безуспешно. Рассердившись, просто отложила журнал и потянула из кучи газету «Русскія В?домости» – ну их, императоров, и что за идиотская привычка давать детям одни и те же имена по сто лет подряд?
На газетном развороте попалась большая статья
Читать целиком времени не было – скоро придет к обеду Василий Савельевич и едва ли обрадуется, обнаружив дочь в своем кабинете, но все же из любопытства просмотрела пару абзацев вскользь:
Въ посл?днее время стало, кажется, для вс?х очевидно, что съ нов?йшимъ московскимъ строительствомъ творится н?что неладное. Горе не в томъ, что чудесные старые особняки таютъ съ каждым годомъ…
…жизнь не стоитъ на м?ст?, и вс? эти милые сердцу домики съ колоннами и мезонинами неизб?жно обречены на гибель…
… но б?да въ томъ, что постройки, возводимыя на м?ст? даже самых убогихъ и ничтожныхъ старыхъ домовъ, почти вс? чудовищно безобразны…
Ну надо же! – Геля насмешливо покачала головой. – Если бы не «яти», вполне можно было бы выложить в интернете, никто бы и не догадался, что статье почти сто лет.
В Москве,
Да что там далеко ходить – ее папа и мама постоянно спорили на эту тему.
Алтын Фархатовна, коренная москвичка, цинично заявляла примерно то же, что и автор статьи: «Старые дома ломались во вс? времена, и въ старину тоже не слишкомъ церемонились съ архитектурой предыдущихъ эпохъ» – и еще добавляла: «Здесь и с людьми особенно не церемонятся, позаботились бы сначала о жителях, а потом уже о домах».
Но понаехавший в нерезиновую из Англии Николас Александрович горячо возражал: «Да пойми же ты, люди, которые не умеют уважать свое прошлое, никогда не научатся уважать себя!» – и, высунув язык, рисовал Гелиными фломастерами кривенький плакат «Руки прочь от старой Москвы!», а потом уходил стоять в пикетах.
Наверное, мама была права, но почему-то папа в этом случае вызывал большую симпатию.
Геля со вздохом оставила газету – пора сваливать отсюда, пока не застукали. Быстро посмотреть, что тут еще интересненького, и сваливать.
У самой двери слева находилась вещь, по мнению Гели, несколько неуместная в кабинете, – походная койка, покрытая грубым верблюжьим одеялом.
Однако в дальнем, свободном от книг углу она увидела вещь, еще более неуместную и рассмешившую ее до слез, – на толстой цепи с потолка свисал большой кожаный мешок с песком.
Дело в том, что по утрам из глубины квартиры доносились звуки какой-то глухой возни, неясные выкрики и стуки – словно кто-то мутузил кулаками мешок с песком. Геле, ясное дело, было любопытно, однако она никого ни о чем не спрашивала – мало ли чем эти взрослые могут заниматься? Была охота потом смотреть, как они мямлят, врут и смущенно переглядываются.
А выходит, ничего такого, и не «словно», а на самом деле. Василий Савельевич боксировал, то есть мутузил кулаками мешок с песком! Вот и боксерские перчатки на стеночке повешены, а под ними стоят две небольшие гири. Попробовала поднять одну – оказалась тяжеленькая.
И кто бы мог подумать, ведь доктор выглядел истинным ботаном – нервный и в очочках (ну, в пенсне, какая разница?). Ах, как все-таки прав был многоумный руководитель их театральной студии со своим методом тотемных зверей – Василий Савельевич оказался, без сомнения, львом.
Геля на цыпочках (из одного уважения) вышла из кабинета, прикрыв за собой дверь.
В остальных комнатах, если подумать, ничего такого особенного и не было. Ну мебель старинная, ну
