прекратить военные действия и заключить перемирие. В качестве заложника он потребовал сына Шамиля.
Все, кто был с Шамилем, хотели этого [выдачи сына Шамиля], но сам Шамиль отказался. Он заявил: «Это не принесет вам пользы. Истинно этот проклятый не отступится от нас на этом». Но они продолжали требовать, а он — отказываться. Так было несколько раз. Но когда увеличились их приставания и он увидел их крайнюю слабость и изнуренность, то ответил согласием, чтобы прекратить их жалобы и стоны. Он выдал русским своего сына Джемаль ад-Дина, которому было около 8 лет, сказав, обращаясь к всевышнему Аллаху, хвала ему: «О боже, истинно, ты Аллах, который вскормил своего пророка Моисея, да будет над ним мир и молитва, в руках фараона. И, истинно, этот мой сын, если я его отправляю [100] к неверным, то это будет только потому, что он под твоим покровительством и защитой. А ты есть лучший из хранителей».
Затем потребовал проклятый, чтобы Шамиль явился в [условленное] место для встречи с начальником русских Пулло. Шамиль приказал отклонить эту встречу под тем предлогом, что он якобы болен или что-нибудь в этом роде. Он сказал: «Если я пойду, то он может потребовать от нас то, что мы не сможем выполнить».
Народ хотел этой встречи, а Шамиль отказывался. [Дело дошло] до того, что его отказ был отнесен за счет трусости. Тогда Шамиль встал разгневанный, и народ во главе с ним пошел на [условленную] встречу. Для придания большого вида и многочисленности были выведены все домочадцы и «камили».[74] Женщины были одеты в мужскую одежду, опоясаны шашками, вооружены и в чалмах.
Когда русские увидели эти ряды женщин, то чаландар[75] спросил Юнуса: «Кто это такие, которых мы не видели до сих пор?» — «Истинно этот холм наполнен людьми точно так же, как ваши палатки наполнены солдатами», — ответил Юнус. Но тот, увидев некоторых в шапках без чалмы, спросил вновь: «Но среди них есть наши люди, не мюриды?» Юнус сказал: «Они из наших рядов, ибо у нас мюрид тот, кто повинуется Аллаху всевышнему и соблюдает его религию, а не тот, кто [только] носит чалму». «Ах, так», — сказал чаландар. Конец.
Шамиль и его товарищи нашли в условленном месте Пулло, а вблизи от него около тысячи [русских] солдат и начальников [на таком расстоянии], чтобы их оружие не достигало Шамиля, если бы он [101] был обстрелян. Шамиль сел рядом с Пулло. Пулло подостлал часть своего плаща [на котором сидел сам] для того, чтобы на него сел Шамиль, но последний не сел на плащ.
Пулло завел длинный разговор. Шамиль задвигался, как бы гордясь и кичась, и [незаметно] подложил под себя край одежды Пулло, рассчитывая, что если бы русские задумали изменить, то он убьет Пулло и нападет на его спутников, но не вернется вспять. Этот его маневр понял его товарищ, павший [впоследствии] за веру, Газияв ал-Анди, он приблизился к сидящим, приготовившись обнажить оружие.
В заключение своей речи Пулло сказал: «Истинно, ваш обычай таков, что выбор того или иного дела находится в ваших руках. У нас же делается только то, что установлено или приказано со стороны царя. Если между нами будет установлен мир и соглашение, то нам будет необходимо доставить тебя к нашему генералу, для того чтобы он увидел тебя и мог сообщить об этом царю».
Тогда Шамиль, как бы порицая и браня своих товарищей, побудивших его на это свидание, сказал на аварском языке: «Меня схватят сейчас. Меня схватят сейчас». Тогда Барти-хан, дядя Шамиля по отцу, ответил Пулло прежде чем поспел ответить Шамиль: «Истинно, мы, как ты сказал, свободные, не признающие над собой власти. Один делает, другой ему противоречит. Один завязывает, другой развязывает. У нас есть ученые и опытные знающие люди, они в селении и здесь не присутствуют. Если мы это и сделаем, то только посоветовавшись с ними».
Ибрахим ал-Хусейн прокричал призыв к полуденной молитве, хотя еще и не настало положенное время.
Шамиль встал, сказав: «Нет речей после призыва на молитву». И они расстались. [102]
После этого русские неоднократно требовали посылки посредников. Шамиль им ответил: «Я приду вооруженный с сотней товарищей и не оставлю оружие, а ваш генерал пусть приходит с тысячью своих товарищей, а остальные его войска пусть вернет обратно и заставит удалиться». Русские на это не согласились и потребовали прихода Барти-хана, но тот отказался. Тогда они потребовали в подтверждение мира возвращения из Ахульго всех членов семей в свои родные селения. Были посланы некоторые семьи Чирката и Гимр, но русские этим не удовлетворились.
Дополнение. Товарищ Шамиля Юнус рассказывает о том, что, когда было решено послать заложником Джемаль ад-Дина, было устроено совещание о том, кто пойдет его сопровождать и обучать обычаям религии ислама. Никто не хотел идти. Тогда Юнус сказал Шамилю: «Я тот, который сделает все, что ты захочешь. И если ты сочтешь нужным, чтобы я пошел с ним, то я пойду».
Имам согласился на это, и Юнус, вооруженный, пошел с Джемаль ад-Дином. Когда они пришли к русским, то те отнеслись к ним с почтением и уважением. Их поместили в палатке чаландара, который является начальником и управителем над всеми их делами.
В один из дней Юнус был позван в палатку графа. Граф чрезмерно восхвалял его и сказал: «Шамиль прислушивается к твоим словам. Так пусть же он идет к нам и ему за это будут оказаны многочисленные благодеяния до конца дней». Юнус ответил: «Он не сделает этого. Если бы даже он и склонился на этот поступок, то там имеются те, кто удержит его от этого». — «Сходи к нему, — сказал граф, — авось он придет».
Юнус отправился к Шамилю и сообщил, что ему говорили. Тогда Шамиль сказал: «Я знал раньше, [103] еще до посылки сына, что они не заключат с нами мира. А сейчас — так пусть же сражаются с нами, где только пожелают, и нет для них ничего, кроме меча». Некоторые из его товарищей, Барти-хан и другие, не соглашались с этим ответом и хотели чтобы Шамиль смягчил свои слова. «Мягкое обращение с ними не приносит нам пользы», — возразил Шамиль.
Юнус спросил: «Так что же мне сказать ему?» Но возражавшие Шамилю так и не нашли верного ответа. Тогда Юнус сказал: «Скажу ему так-то и так-то» [т. е. то, что сказал Шамиль]. Они ответили: «Ну, пусть будет так».
Юнус вернулся в палатку чаландара под утро, совершил утреннюю молитву и лег спать. Спал до тех пор, пока не поднялось солнце. [Когда он встал] чаландар сказал ему, что его звали к графу. Он разбудил Джемаль ад-Дина, и они вышли.
В это время по направлению к [палатке] графа шли ряды солдат. Они били в большие барабаны, как будто бы их гнали на смерть. Юнус, вооруженный, вошел к графу. Он не расставался с оружием и чалмой. «Ну, что сказал Шамиль?» — спросил граф.
Юнус ответил: «Он говорит, что ты взял его сына с целью мира. Ты обещал повернуть обратно и не причинять никакого вреда. Вскоре ты нарушил это обещание. Затем ты потребовал отослать некоторые семьи в их родные места и обещал дать дорогу для оставшихся уйти куда они захотят. И изменил в этом».
Он привел графу еще третий пример и закончил: «Мы не верим вам после всего этого. Истинно вы — люди измены, обмана и коварства». Заволновался и разгневался проклятый и сказал: «Мне нет дела до Шамиля и его речей. Нам приказано забрать в плен его и его домочадцев. С этой целью мы [104] посылаем этих [т. е. солдат, проходивших с барабанным боем мимо графской палатки] для наведения моста».
От этих слов задрожало тело Юнуса, его кинуло в жар, и рука потянулась к кинжалу с намерением убить этого проклятого. Но он вооружился терпением, жалея этого ребенка — Джемаль ад-Дина. Он подумал и сказал про себя: «Я посмотрю, и если эти [русские] сделают Шамилю что-либо неприятное, то я останусь при своем убеждении и буду готов для нападения и героизма». Он подавил в себе волнение, его грудь остыла и кровь успокоилась.
Проклятый понял происходившую в Юнусе борьбу и приказал переводчику вывести его из палатки. Но Юнус не вышел до тех пор, пока не высказал ему все то, что накипело у него в груди и накопилось на языке, об их измене и нарушении договоров. Только после этого он отправился с Джемаль ад-Дином в палатку чаландара. Когда он туда вошел, то бывшие там, из уважения к нему, перестали курить, чем
