С бесстрастным выражением лица слуга слегка наклонил голову в знак почтения и поспешил мимо нее вверх по лестнице.
«Какой-то очень угрюмый человек, — думала она, направляясь через холл к кухням. — И к тому же довольно странный». Он всегда был вежлив, когда она встречалась с ним в коридорах замка, но ему, казалось, всегда не хватало времени на то, чтобы сказать больше двух слов приветствия. «Доброе утро» или «добрый вечер» — до сих пор их разговоры не заходили дальше этого.
Являясь камердинером графа, Харгривс, безусловно, занимал среди слуг более высокое положение, но если все остальные держались вместе, то о нем этого никак нельзя было сказать. Он, казалось, намеренно сторонился всех людей в замке. Хотя его обязанности были, без сомнения, ничуть не обременительнее чем у других, он никогда ни с кем не разговаривал, как будто у него не было даже свободной минуты.
Уже не однажды Прескотт говорил ей, что очень редко прибегает к услугам Харгривса, предпочитая в основном все делать сам. И ей приходилось только удивляться, почему камердинер всегда казался таким занятым, и куда он вечно спешил, если у него было так мало дел.
«Да, это действительно странно», — еще раз подумала Люсинда, входя в кухню и увидев там экономку и горничных, с головой погруженных в работу.
— Доброе утро, миссис Свит.
— Доброе, мисс Люсинда. Вы будете завтракать в малой столовой, как обычно?
— Да. Но прежде я решила забежать на минутку сюда и попросить вас, если это будет не трудно, приготовить для нас маленькую корзинку для пикника.
— Для вас и его светлости?
Люсинда хотела уже было ответить, но промолчала, заметив на себе любопытные взгляды Миранды, Ровены и Урсулы. В одно мгновение она поняла, что почти забыла свое место и перешла ту невидимую черту, которая отделяла ее от других людей. Ведь она была ничем не лучше их. В действительности, если смотреть правде в глаза, ее положение в замке было самым ничтожным из всех. Ведь она всего лишь бедная, бездомная родственница графа.
— Да, для его светлости, — сказала она. — Теперь, когда мы закончили стрижку овец, перед началом сенокоса он хочет получше осмотреть имение.
— Он сейчас этим и занимается, — сказала Ровена с фальшивой любезностью.
— Его светлость уже покинул замок?
— Да, его нет здесь уже давно, — сказала Миранда. — Он уехал рано утром, дав распоряжение Тому оседлать его коня еще до рассвета.
— О, тогда ничего не нужно. Я думаю, он будет занят до конца дня. Извините, что я понапрасну побеспокоила вас, миссис Свит.
— Ты ничуть не побеспокоила меня, дитя. А теперь лучше отправляйся-ка поскорее есть свой завтрак.
Расстроенная тем, что ее пикник с Прескоттом сегодня не состоится и будет отложен неизвестно на какое время, Люсинда развернулась и пошла к выходу. Но она слегка замедлила шаги, когда подошла к обитой сукном двери, ведущей в холл.
— Это поставило ее на место, не правда ли? — услышала она шепот Миранды.
— Нахалка, она этого заслужила, — ответила ей Ровена. — Всегда ведет себя так, как будто чем-то лучше нас.
— И к тому же всегда гоняется за его светлостью, — сказала Урсула. — Пусть не думает, что мы этого не заметили.
Стараясь не обращать внимания на обидные слова прислуги, Люсинда гордо подняла голову и открыла дверь. В ту же секунду Прескотт без рубашки с чем-то большим в руках, завернутым в тряпку, ввалился на кухню, чуть не сбив Люсинду с ног.
— Боже всевышний, Люсинда, несите мне скорее теплое молоко.
— Теплое молоко? Конечно. Миссис Свит, его светлости нужно немного теплого молока.
Экономка засуетилась, с недоумением глядя на них обоих.
— Теплого молока?
— Да, — сказал Прескотт. — И налейте его в бутылку.
— В бутылку, милорд?
— Да в маленькую бутылку с соской, если такая найдется под рукой. Ну, а если нет, то ему придется обойтись кусочком сахара.
Миранда и Ровена словно окаменели от удивления, превратившись в мраморные статуи, когда Прескотт положил свою ношу на стол, за которым они работали.
У них от изумления раскрылись рты, а глаза загорелись восторженным восхищением при виде больших крепких мускулов на его руках и плечах и широкой обнаженной груди, слегка покрытой темными вьющимися волосами.
Хотя и Люсинде вид обнаженного, как из бронзы вылитого торса Прескотта доставлял огромное наслаждение, в голове у нее крутилась одна единственная мысль: какими же все-таки наглыми девицами были эти сестры-служанки. По необъяснимым причинам их поведение неимоверно злило ее.
— Девушки! Делайте то, что вам сказал его светлость. Найдите ему бутылочку.
— Но у нас нет ни одной, мисс, — сказала Ровена.
— В замке не было младенцев уже долгие годы, — подтвердила Урсула с недовольной гримасой на лице.
— Тогда принесите мне полотенце, — сказал Прескотт и начал осторожно разворачивать свою ношу.
— Ой! — взвизгнула Миранда, когда из тряпки показалось шевелящееся, мокрое существо. — Миссис Свит, его светлость принес ягненка в ваши кухни.
— Ягненка? — экономка поспешила к ним с чистым льняным полотенцем. — Милорд, я протестую. Я не потерплю, чтобы в мои кухни приносили животных. Во всяком случае, живых.
— Ну, этот не останется долго живым, если мы не дадим ему немного теплого молока, — сказал Прескотт. — Этот бедняжка — сирота.
— Сирота?
Люсинда увидела озабоченное выражение на лице Прескотта и засомневалась — так ли он не любил овец, как утверждал, или же говорил это по своему неведению, как человек, который за свою жизнь не имел дела с другими животными кроме коров. Она подозревала, что вернее последнее, судя по тому, как глубоко он был озабочен благополучием этого маленького овечьего детеныша.
— Знаете, я нашел его на пастбище, — сказал Прескотт, — лежащего рядом со своей мертвой матерью. Она, должно быть, умерла сразу после того, как он родился. Видите? Он до сих пор еще мокрый от послеродовой смазки, и не может долго протянуть без матери. Хорошо, что я нашел его вовремя.
— Спасибо, — сказал он, когда миссис Свит подала ему полотенце и стакан теплого молока. Прескотт свернул полотенце и на добрых два дюйма опустил его в стакан. Осторожно он поместил конец полотенца, с которого капало молоко, и свой палец в рот ягненка, чтобы тот принял их за сосок матери. Хитрость удалась и через мгновение малыш начал громко сосать.
— Этого хватит ему ненадолго, — сказал Прескотт, вынув полотенце и опять опустив его в стакан.
— Да, вы правы, — согласилась Люсинда, и тут в ее голове неожиданно промелькнула мысль, — Минуточку. У нас все-таки есть бутылочки и соски здесь, в замке.
— Это маловероятно, — сказала Урсула. — Мы избавились от них много лет назад, когда отнимали от груди последнего младенца Трефаро.
— Этим последним младенцем Трефаро была я, — сказала Люсинда. — Кажется, мы хранили эти бутылочки в детской. Возможно, они все еще там. По крайней мере, не помешает сходить и проверить — может, я права.
— По-моему, это только пустая трата времени.
Люсинда не обратила внимания на замечание, которое пробурчала себе под нос Ровена, настолько она была полна желания помочь Прескотту спасти маленького ягненка.
— Миранда, сбегай, пожалуйста, наверх и поищи бутылочку в шкафах.
— Мисс?
